Жестокий век
Шрифт:
– Маета-то какая, господи! Можно и огородиться. Можно и не огораживаться.
– Что думаете делать – сидеть за городьбой? – спросил Мстислав Удатный, подрыгивая ногой, вынутой из стремени.
– Сидеть, – подтвердил Мстислав Романович. – Полезут, тут и вдарим.
– А не полезут?
– Того лучше…
– Зачем же шли сюда? – удивленно спросил Даниил.
Мстислав Романович глянул на него с осуждением.
– Ни усов, ни бороды, а туда же… Удал больно. А удалым часто зубы выбивают.
Князь Мстислав Удатный носком сапога поймал стремя, дернул поводья и поехал вниз, к своему стану. Дорогой, не совестясь дружины, ругал князя Киевского непотребными словами. В галицком стане его ждал Котян-хан.
– Когда начнем, князь?
– Завтра утром. Без них обойдемся.
– Без кого, князь?
– Без киян и черниговцев.
– Почему?
– Уговаривать их мне!
Котян задумчиво посмотрел в сторону монгольского стана.
– Опасно так… Мои люди измучены отступом, дорогой сюда…
– Почнем! – Мстислав Удатный упрямо мотнул головой. – Почнем – наши не усидят, втянутся.
На заре заиграли трубы. Сотворив молитву, воины вскакивали на коней, становились в боевые порядки. Пока строились, взошло солнце. К шатру подскакал Даниил. На налобной части его шлема сверкала серебряная накладка с суровым ликом архангела Михаила, золотой обод на венце шлема был украшен изображением грифонов и птиц; выпуклый стрельчатый наносник опускался до подбородка; с нижнего края венца на плечи и на грудь молодого князя ниспадало кольчужное ожерелье, позванивая о сверкающие пластины панциря.
– Мои волынцы готовы! – ломким от возбуждения голосом сказал он.
– Трогай, сынок. С богом!
Даниил умчался. Его волынцы, составлявшие передовой полк рати, двинулись на врага. Впереди скакал Даниил. Вскинутая вверх сабля жарко вспыхивала на солнце. Мимо князя Удатного, горяча коней, пошли и галицкие.
На древках с навершьем-крестом полоскались алые полотнища стягов, проплывали хоругви с изображением Георгия Победоносца, мелькали рыжие бунчуки, напоминающие Захарию туги монголов. Конь под Захарием навостривал уши, подергивал поводья.
Строй монгольского войска напоминал натянутый лук. Полк Даниила ударил в середину и откачнулся назад, словно откинутый упругой силой лука, но тут же снова пошел вперед. Вцепился во вражьи ряды, и гул битвы покатился по холмам. Правее на монголов навалились полки галицкие, левее – половцы. Медленно, трудно русская и половецкая рать стала осаждать врагов назад. Мстислав Удатный бросил в сражение запасной полк, и монголы стали сдавать заметнее. Повернув к дружине веселое лицо, князь сказал:
– Не только врагов, но и тех, – показал рукой на укрепленный холм, – посрамят наши храбрые воины.
Волынцы, увлекаемые своим молодым князем, все глубже вклинивались в строй врагов. Если бы им добавить свежих сил, они бы рассекли монгольское войско надвое…
Левее половцев за невысоким холмом взметнулась серая пыль, будто поднятая степным бегунцом-вихрем.
– Смотри, князь! – закричали дружинники.
Пыль перевалила через холм. Отрываясь от нее, легкая монгольская конница устремилась на половцев, ударила в бок их порядков. Мстислав Удатный выругался.
– Скачите к Мстиславу Романовичу!
Два дружинника бросились к укреплению киян. Захарий поскакал за ними.
Стоять без дела он уже не мог, почуяв, что в битве наметился перелом, опасный для русской рати. Безотчетно он ждал этого с самого начала сражения. Уж если монголы вступили в сражение, будут драться до победы или полного изнеможения. Уполовиненными силами их одолеть непросто.
Князь Мстислав Романович сидел на своем стульчике в окружении княжичей, бояр и воевод, заслоняясь от солнца ладонью, смотрел на битву.
Дружинники князя Удатного и Захарий соскочили с коней.
– Князь, подмога нужна!
– Кому это моя подмога понадобилась?
– Князь Удатный просит.
– А он спрашивал у меня, затевать брань или обождать? Не спрашивал. Вот и пусть…
Захарий своим ушам не поверил. Уже видно было, что монголы стеснили половцев, смяли их боевые порядки. Не устоят они – не удержатся и волынские, галицкие полки. Но еще не все пропало. Тысячи киян стоят на холме, тысячи черниговцев – внизу… Неужели же они так и не сдвинутся с места?
Встав перед Мстиславом Романовичем на колени, Захарий почти закричал:
– Князь, вглядись, наших побивают!
– Кое-кого побить и надо. Поумнее будут. Вдругорядь не высунутся.
Шум битвы подстегивал Захария:
– Князь, кровь наших братьев льется! Грех на душу берешь!
Лицо Мстислава Романовича побагровело.
– Изыди, сатана!
– Ты не знаешь, что за войско перед тобой…
– От привязливый! Выпорите его.
Захария отволокли в сторону, резанули несколько раз плетью по спине.
Не больно. Прежде, в Хорезме, был бит куда более жестоко. Но там били чужие. А тут свои, русские братья… Захарий едва сдержал слезы. Горькой, невыносимой была обида. Он лежал ничком на траве. Трудно было поднять голову и посмотреть людям в глаза.
На холме зашумели. Захарий поднялся. То, чего он опасался, случилось.
Половцы не выдержали натиска, стали отступать. Монголы усилили нажим. И половцы побежали. Они уходили, обтекая холм, накатываясь на стан Мстислава Святославича. Черниговцы попытались их остановить, но были смяты.