Жестокое море
Шрифт:
— Этот человек курит во время работы, — жестко заметил Беннет, показав пальцем на матроса у пушки.
Тэллоу подавил вздох.
— Да, сэр. Но мы еще не ввели корабельный устав.
— Кто сказал?
Матрос неохотно расстался с сигаретой и с невероятной сосредоточенностью опять занялся делом.
— Я хотел бы подождать, пока вся команда не окажется на борту, сэр.
— Не имеет значения, — резко возразил Беннет, — Никакого курения. Только в свободное от работы время. Ясно?
— Так точно, сэр.
— И постарайтесь не забывать об этом.
"Боже мой, — подумал Тэллоу, — ну и страна, должно быть, Австралия!" Пройдя еще раз в кильватере Беннета, он крепче утвердился в своем разочаровании. Этот ублюдок просто болтун, а два младших офицера, судя по послужному списку, совсем салаги. Один командир стоящий.
Дверь ангара распахнулась, впустив струю ледяного воздуха. Капитан поднял голову и повернулся на стуле.
— Входите. И поплотнее прикройте дверь.
Два молодых человека, стоявшие перед ним, сильно отличались друг от друга, лишь форма с одной волнистой нашивкой на рукаве придавала им некоторое сходство. Тот, что постарше, был высок, темноволос и тонколиц. Вид слегка настороженный, но решительный. Второй же намного проще: невысокий, светловолосый, совсем еще зеленый, гордый своей формой и не совсем уверенный, что достоин ее. Глядя на них, Эриксон подумал, что они похожи на отца с сыном, хотя разница в возраста не больше пяти-шести лет… Он точно знал, кто заговорит первым.
— Назначены на "Компас роуз", сэр, — сказал тот, что постарше, отдал честь и протянул бумагу, Эриксон быстро прочитал сопроводительный лист.
— Вы Локкарт?
— Да, сэр.
— А вы Ферраби?
— Де, сэр.
— Это ваш первый корабль?
— Да, сэр, — ответил за двоих Локкарт.
— Долго обучались?
— Пять недель.
— И теперь все знаете?
— Нет, сэр, — улыбнулся Локкарт,
— И то хорошо.
Эриксон рассмотрел их получше. Оба были великолепны: замшевые куртки по форме № 1, перчатки, противогазы — ну прямо с картинки из устава. Они обсуждали свой наряд еще во время долгого пути от южного берега острова до Клайда. Им предписали представиться при полном параде, и поэтому для них казалось делом почти политическим одеться как следует… Командир, в старом рабочем кителе с потертыми золотыми нашивками, выглядел по сравнению с ними оборванцем.
— Чем вы занимались в мирное время? — спросил Эриксон после паузы.
— Я был журналистом, сэр, — ответил Локкарт.
— Не вижу связи, — сказал командир, разведя руками, и улыбнулся.
— Я много ходил на яхтах, сэр.
— М-эм-м… — капитан поглядел на Ферраби. — Ну а вы?
— Я работал в банке, сэр.
— В море бывали?
— Только на пути во Францию, сэр, через пролив.
— Может, и это пригодится… Ну хорошо. Осмотрите корабль и представьтесь старпому. Он на борту. А где ваши вещи?
— В отеле, сэр.
— Придется пока устраиваться там. Мы не сможем жить на борту еще около недели.
Кивнув, Эриксон повернулся к столу. Оба молодых человека несколько нерешительно отдали честь и направились к двери. Когда Ферраби взялся уже за ручку, капитан бросил через плечо:
— Кстати, не отдавайте честь в помещении. На мне нет фуражки, и я не могу вам ответить тем же. Правильнее будет просто снять фуражку при входе.
— Простите, сэр, — ответил Локкарт.
— Пустяки, — сказал Эриксон. Голос его звучал дружелюбно. — Но надеюсь, вы это помяли.
Офицеры вышли. Журналист, банковский служащий… поездка во Францию… яхты… Но, судя по всему, у них есть желание служить, а у этого Локкарта, кажется, еще и достаточно здравого смысла… В море это пригодится. Командир снова взялся за карандаш…
Локнарт и Ферраби прошли через док. Они смотрели на корабль совершенно по-разному. Лок: карт мог в какой-то степени оценить контуры и конструкцию; для Ферраби же весь корабль был в диковинку, и это беспокоило его. Он был женат всего полгода. Прощаясь с женой двое суток назад, он еще раз признался ей в своих сомнениях относительно выбора службы. "Но, дорогой мой, — сказала она с улыбкой, которую Ферраби всегда находил очаровательной и трогательной, — ты ведь все можешь. Ты же знаешь! Посмотри, как ты очаровал меня". В этом не было логики, но он все же почувствовал себя спокойнее. Они еще преодолевали некоторую стеснительность друг перед другом, и оба находили этот процесс исключительно приятным.
Ферраби попрощался с молодой женой — Локкарту не с кем было прощаться. Командиру он назвался журналистом, однако сам сомневался, что достоин этого титула. Из двадцати семи лет, прожитых им, шесть последних он перебивался кое-как, пописывая в разные газеты на Флит-стрит [2] и вокруг нее. Работа многому его научила, но вовсе не дала спокойствия за будущее. Одним словом, он сомневался, что именно это нужно ему. Родители его умерли, привязанности не было. Характерной чертой всей его жизни были непостоянность, неуверенность, смена желаний и увлечений. Он пошел во флот, потому что началась война. Он немножко знал корабли — маленькие, по крайней мере, и мог ими управлять. Теперь он чувствовал себя увереннее, был счастлив и свободен. Такая перемена жизни ему нравилась.
2
Улица в Лондоне, где расположены редакции главных газет — прим. Перев.
— Что это за провод там, не мачте? — спросил Ферраби, указывая вверх.
— Какое-нибудь радиоприспособление… Давай поднимемся на корабль.
Они поднялись по неоструганной доске, служившей сходней, спрыгнули на палубу. Вокруг валялись банки из-под краски, ящики с инструментами, сварочное оборудование, детали корабельной оснастки. Из десятков мест раздавался стук молотков, где-то на носу пневматический клепальный молоток производил самый невероятный грохот. Они направились на корму посмотреть устройство для сбрасывания глубинных бомб — точную копию того, что было у них на тренаже. Потом спустились по трапу вниз и оказались возле кают, На двери ближайшей из них висела табличка «Старпом». Рядом со второй каютой располагалась крошечная кают-компания, вся забитая мебелью.