Жестокое море

Это длинный и правдивый рассказ об океане и двух кораблях. Это долгий рассказ, ибо он описывает долгое и яростное сражение, самое длительное за всю войну.

Здесь пойдет речь о двух кораблях потому, что один был потоплен и его пришлось заменить другим.

Здесь пойдет речь о двухстах пятидесяти моряках, ибо о таком количестве еще можно рассказать. И наконец, самое главное — это правдивый рассказ, ибо только такие стоит писать. Место действия — океан, Северная Атлантика. Карта поведает вам, как она выглядит: Три тысячи миль в поперечнике, глубина — тысяча морских саженей, треугольник, ограниченный побережьем Европы, частью побережья Африки с одной стороны и Америкой — с другой. Но карта не откроет вам силу и свирепость

океана, его настроения, его дикую энергию, его мягкое спокойствие, его обманчивость; не откроет, что с ним могут сделать люди и что сам он может сделать с людьми…

Обо всем этом вы узнаете из рассказа.

Сначала о корабле. Первом из двух. О том, который обречен. Однако сейчас он вовсе непохож на обреченного: спокойно покачивается в водах реки, не имеющих горько-соленого привкуса моря; ждет людей, которые составляют его команду. Это корвет. Новый тип конвойных кораблей. Опытный образец, созданный для того, чтобы хоть как-то встретить отчаянную ситуацию, возникшую на горизонте. Он совершенно новый, «с иголочки», еще даже не испытан.

Время действия — ноябрь 1939 года.

Название корабля — Его Королевского Величества корвет "Компас роуз".

И, наконец, о людях. Они появляются на сцене по двое, по трое. С одними мы знакомимся сразу, с другими позже. Некоторые, как и сам этот прекрасный корабль, обречены.

Герои этого рассказа — мужчины и их корабли. И единственный злодей среди них — жестокое море.

1939 год. Учение

Капитан-лейтенант [1] Джордж Иствуд Эриксон сидит в холодном, продуваемом ветром ангаре из гофрированного железа возле дока судостроительной компании Флеминга, что на реке Клайд. Эриксон — крупный мужчина, на которого, судя по внешности, можно положиться. Ему сорок три года. В волосах уже пробивается седина. Взгляд прямой. Глаза голубые. К уголкам глаз стянуты морщинки. И не мудрено: двадцать лет он вглядывался в морские горизонты. Он хмурится. Сеть морщинок стала еще сложнее. Это признак сосредоточенности, а не беспокойства.

Перед ним лежит замусоленная папка с надписью "3адание № 2891. Корабельное имущество". В окно виден корабль. Доносится дробь клепальных молотков. Туда-то и устремил Эриксон проницательный взгляд. Корабль выглядел довольно невзрачно: грязно-серый, кое-где покрытый красными пятнами сурика.

Этим кораблем Эриксон будет командовать. Особой радости от этой мысли он сейчас не испытывает. Странная антипатия, которую в обычных условиях он сразу бы подавил, вызвана множеством мелочей. Но дело не в них.

Тревожным является сам момент истории — начало войны. Эриксон был слишком молод, чтобы участвовать в первой мировой войне, а теперь он втайне сомневался: не слишком ли стар, чтобы принять достойное участие во втором раунде все того же боя. Сегодня у него появилась ответственность — за новый корабль и его команду. Теоретически он гордился оказанным ему доверием, но не был уверен, сумеет ли справиться с предстоящими испытаниями.

Его списали на берег с Королевского военного флота в 1927 году. Эриксону пришлось перенести два года лишений, а затем десять лет служить на дальневосточной линии. Когда он получил там работу, то считал себя счастливчиком, ибо наступило время депрессии и заката Британии как морской державы. Он любил море, но любил не слепо. Это была циничная, самоунижающая тяга к любовнице, которой мужчина совершенно не верит и без которой уже не может обойтись. Работа оказалась тяжелой: продвижение по службе шло медленно, постоянно висел дамоклов меч увольнения. За десять лет он командовал всего одним кораблем — двухтысячетонным старым «купцом», который медленно разваливался, пыхтя взад-вперед по восточным морским трассам.

Не слишком солидная практика для командира боевого корабля.

Боевой корабль… Эриксон оторвался от скучной

описи имущества и вновь взглянул на "Компас роуз". Корабль выглядел странновато, даже если учесть, что он еще не достроен, Двести футов длины. Широкий, приземистый и очень неуклюжий. Спроектированный исключительно для противолодочной обороны, он представлял собой подобие плавающей платформы для глубинных бомб и был прототипом тех кораблей, которые впоследствии будут выпускаться дешево и быстро для удовлетворения потребности в конвойных кораблях. Мачта наперекор всем морским традициям торчала прямо перед мостиком, позади которого находилась короткая труба. Высокий полубак оснащен единственной четырехдюймовкой. Ее сейчас вращали и поднимали, проверяя. Рельсы сбрасывания глубинных бомб вели к скошенной, как у китобоя, корме, выглядевшей с эстетической точки зрения отвратительно. Эриксон знал корабли, приблизительно представлял, как поведет себя этот. Летом в нем будет жарковато — нет принудительной вентиляции, а во все остальные времена года — холодно, сыро и неуютно. В любую погоду он будет похож на корыто, а при обычном в Атлантике шторме его будет бросать, как щепку. Вот и все, что можно о нем сказать, добавив лишь, что корабль принадлежит теперь ему и что, несмотря на все недостатки и несовершенства, Эриксону придется пустить его в дело.

О команде он беспокоился меньше. Эриксон знал, что сможет держать людей в руках, сможет заставить их делать то, что нужно, если, конечно, сам будет знать, что именно нужно. Однако в быстро растущем флоте новая команда могла оказаться и настоящим сбродом, Первая группа основных специалистов уже прибыла: артиллеристы, акустики, радисты, сигнальщики, мотористы, минеры, Они казались вполне подходящими, чтобы составить ядро коллектива; но в списках еще оставались пробелы, которые могут заполнить кем угодно, от завсегдатаев «губы» и до новобранцев из деревенских драчунов. А офицеры — старший помощник и два младших лейтенанта — могли испортить любое его начинание.

Эриксон снова нахмурился, но скрывать сомнения было его главным правилом. Он моряк. И работа эта была для него обычной морской работой, хотя она ему и не очень нравилась сейчас. Он вновь склонился над столом, сожалея, что старпом, в компетенцию которого входила, кстати, и эта папка, не слишком надежная личность.

Лейтенант Джеймс Беннет, австралиец, прогуливался по захламленной верхней палубе корвета с таким видом, словно каждая заклепка была его собственностью. По пятам за ним следовал старшина рулевых Тэллоу. Беннет выглядел мужественно. Прекрасная фигура, сдвинутая на лоб фуражка — все как бы заявляло, что перед вами моряк до мозга костей, без прикрас и всякой чепухи. Таково было его представление о самом себе, которое он счастливо пронес через все первые месяцы войны. То же думали о нем, очевидно, и другие. Вот он и получил теперешнюю должность.

В самом начале войны Беннет оказался в Англии, вместо того чтобы сидеть над бумагами судоходной компании в Сиднее. Он благополучно прошел медицинскую комиссию, а остальное было легко: курс противолодочной обороны, собеседование в Лондоне и, наконец, должность старпома на "Компас роуз". Он, правда, был несколько разочарован — слишком много писанины с самого начала: впрочем, за нее возьмутся, когда прибудут, младшие помощники.

Сойдет в общем-то, пока не подвернётся что-нибудь более подходящее. А теперь он старпом на этом дерьмовозе, и свою роль он сыграет.

— Старшина!

— Да, сэр.

Беннет остановился у четырехдюймовки, подождал, пока подойдет старшина Тэллоу. Это заняло некоторое время, так как старшина (одиннадцать лет в королевском военном флоте, три лычки, вот-вот получит боцмана) не торопился. Тэллоу был разочарован: не для того он пошел добровольцем, чтобы служить на вшивой грязной калоше вместо настоящего корабля (последним его кораблем был «Рипалс»; старпом — словно с картинки, и божественная команда!). Но Тэллоу, как и командир корвета, был воспитан на флоте, что в первую очередь означало абсолютное принятие своих обязанностей и подчинение текущим обстоятельствам. Только тончайшим образом старшина мог намекнуть, что привык совсем к иному обращению.