Жестокое перемирие
Шрифт:
– Ни фига себе! – Дорофеев присвистнул. – Да это же форменные фашисты. Киев громили, факельные шествия регулярно проводят. Теперь понятно, почему они с таким энтузиазмом забрасывают Ломов снарядами. Им просто по фигу, они от этого кайфуют. Жители восточных областей для них не люди…
– Каждый получит свое, – перебил его Андрей. – Соразмерно заслугам. – Он пристально вглядывался в план, нарисованный на экране, и думал.
«В этом мире нет ничего невозможного! Каждый должен получать по заслугам!
Ко всем важным объектам от КПП ведут грунтовые дороги. Такие места разбросаны
До начала нового обстрела осталось меньше шести часов. Когда вся часть будет в боевой готовности, штурмовать глупо. А сейчас – нечем. Удручающая ситуация!
Хочешь ты, капитан, или нет, но тебе придется на какое-то время отсюда уходить, чтобы позднее вернуться».
Собравшись с духом, он вышел на резервную волну и связался с полковником Марчуком, который еще не спал. Сомнительно, что он вообще когда-нибудь это делал.
– А, это ты, капитан, – убитым от усталости голосом произнес полковник. – Давно от тебя нет никаких известий. Развлекаешься? Ну и ладно, хотя бы жив. А наш город, между прочим, полтора часа назад снова обстреляли из твоих любимых «Акаций». Четыре трупа. Разнесена высоковольтная линия, и весь центр города остался без энергоснабжения.
– Виноват, товарищ полковник, мы совсем недавно вышли к базе. Видели этот залп. В данный момент находимся, так сказать, в самом логове. Люди целые, перед нами эта проклятая гора…
– Что ты сказал? – напрягся полковник. – Докладывай по порядку. – Он внимательно слушал, не перебивал, затем спросил: – Соображения, капитан?
– Надо штурмовать, товарищ полковник. Желательно до семи утра. Одним нам не справиться, требуется подкрепление. Нужны гранатометы, причем как можно больше. Необходимо уничтожить технику, стоящую на открытых участках. Вы колеблетесь, товарищ полковник? Вам нужно дождаться решения штаба?
– К черту штаб! – заявил Марчук. – Мне совершенно толерантно, что они там решат. Я сам себе штаб. Готовься к штурму, капитан. Сообщи Тарану координаты дислокации техники, которую нужно накрыть. Согласуйте с ним свои действия.
– Этого мало, товарищ полковник. Взвод Тарана должен быть перемещен севернее, хотя бы на километр. Они зазря расходуют боеприпасы – вечный недолет. Итак, требуются подкрепление, взрывчатка, связь с танкистами Салина на случай неудачного отхода. Все это следует провернуть за несколько часов. Группу некогда отправлять пешком, как нас. Думайте, товарищ полковник, свяжитесь с вертолетным отрядом. У них же есть пара машин с украинской символикой? Пусть облетают Пастушье с востока, потом на запад. Я укажу координаты, где можно безопасно приземлиться. Но делать это нужно ночью, то есть прямо сейчас.
– Хорошо, Окуленко, постараюсь все решить. – Марчук явно приободрился. – К вам выдвинется резервная группа капитана Ковальчука. Ты о нем слышал. Она доставит все необходимое. Он свяжется с тобой через полчаса, сами договоритесь, где у вас будет рандеву. А сейчас выставлять охранение и отдыхать. Похоже, вы там окончательно упахались.
– Эх, товарищ полковник, вашими бы губами, да коньяк французский пить, – пробормотал Андрей, отключив рацию. – Ну, что, мальчики? – Он обозрел два застывших силуэта. – Не наигрались в детстве в войнушку? Еще хотите? Самое смешное, что теперь нам придется на время покинуть это славное местечко, чтобы через несколько часов вернуться сюда же. Предлагаю тихонько спуститься к периметру, постаравшись не нарваться на часовых, перерезать колючую проволоку так, чтобы этого не заметила ни одна собака, и спокойно по минному полю добраться до дороги.
– Ты спятил, Андрюха! – оторопел Савельев.
– А вас, Дмитрий Афанасьевич, все сказанное никоим образом не касается, – с усмешкой проговорил Андрей. – Вы остаетесь в этом славном местечке. Серьезно, Савельев. – Капитан сменил тон. – Заройся напротив казарм и там проведи ночку. Можешь вздремнуть до рассвета, но только не храпи. К шести часам доложишь обстановку.
– Понял, командир, – заявил Савельев. – Безусловно, это лучше, чем голой задницей по минному полю.
– Почему голой? – не понял Дорофеев.
– Будешь взлетать – узнаешь.
Эта ночка выдалась чертовски непростой. Они резали проволоку зазубренным ножом у самой земли. Один приподнимал, другой протискивался. Обошлось без царапин. Еще полминуты ушло на то, чтобы привести все в божий вид. Они успели как раз к появлению часовых.
Укропы прошли фактически у них по головам, обсуждая достоинства и недостатки некой Оксаны, работающей волонтером в полку. Один был уверен, что сможет развлечься с ней в любое время и при какой угодно погоде. Второй убеждал товарища в полной бесперспективности его планов. Ведь Оксану обиходил не кто-нибудь, а лично командир роты, которому такие разговоры могут крайне не понравиться.
Украинские военные удалились, скрипя новенькими бутсами. Разрезанная сетка оказалась мелочью, недостойной их внимания.
– Анекдот, блин, – прыснул Дорофеев. – «Больно не будет», – успокаивала Украина Европу, входя в нее.
Уносить ноги по минному полю было бы, конечно, верхом крутизны, особенно учитывая пост на вершине холма, где сидели явно не слабовидящие. Но что-то подсказывало капитану, что можно обойтись и без этого геройского подвига.
Они вприсядку двигались вдоль колючей проволоки и метров через четыреста добрались до каменистой гряды, вдающейся в поле, словно пирс в океан. Усеченную макушку возвышенности закрывали деревья. Ополченцы ползли по камням, ощупывая подозрительные выпуклости.
Дальше оказалось еще проще. Гряда оборвалась, но в двух шагах обозначилась канава, идущая перпендикулярно дороге. Появилась возможность включить фонарик.
Они нарвались лишь на одну мину. Какой-то приколист все-таки сунул ее в канаву! Дорофеев отшатнулся от находки, как от кучки дерьма, а Андрей подумал, что если на такую прелесть наступить, то вони потом точно не оберешься.
Ополченцы выползли на дорогу и облегченно вздохнули. Они совершили марш-бросок по кустам, перебежали через развилку и, окончательно обессилевшие, ввалились в лес. Сзади все было тихо.