Жестокость и воля
Шрифт:
— Нам бы тоже хотелось узнать. Борисов затушил в пепельнице окурок и прикурил новую сигарету.
Мокроусов сдержанно кашлянул, но промолчал.
— Скорее всего мне придется вызвать вас в качестве свидетеля по делу о смерти Долгушина, — сказал следователь.
— Свидетеля? — удивленно переспросил Мокроусов. — Но что же я вам могу сообщить? В тот день я допоздна находился на работе.
— Не пугайтесь, Владимир Андреевич, — следователь наконец-то запомнил имя и отчество главного врача. —
— Я понимаю. Что мне нужно делать?
— Вас вызовут повесткой. Вы просто дадите некоторые показания для протокола. Чистая формальность, поверьте. Я хотел бы поговорить с вами о привычках, наклонностях потерпевшего, его связях. Пообщаться с вами э… так сказать, в неформальной обстановке.
— Не знаю… Долгушина я хорошо знал с профессиональной точки зрения, как специалиста. Он считался нашим ведущим сотрудником. Довольно перспективным, Между прочим. Иногда он ассистировал мне Во время наиболее сложных операций.
— А какой у него был характер?
— Я бы сказал — очень ровный. Он находился в нормальных отношениях со всеми сотрудниками нашего центра. Я не припоминаю, чтобы кто-то жаловался мне на Никиту Григорьевича. Мне тоже не приходилось конфликтовать с ним.
— Какие у него были интересы?
— Он целиком посвятил себя избранному делу. Работа — его единственная настоящая страсть.
— Ну, насчет страсти не знаю… — про тянул Борисов, медленно качая головой.
— Что вы имеете в виду? — насторожился Мокроусов.
— Об этом чуть позже. Насколько нам удалось выяснить, Долгушин вел одинокий образ жизни.
— Да, он не имел семьи. Следователь заерзал в кресле.
— Вот об этом мне и хотелось бы поговорить с вами, Владимир Андреевич. Давайте не ходить вокруг да около. Долгушин был гомосексуалистом?
— Почему вы так решили?
— Судя по показаниям соседей и еще кое-каким косвенным данным, которые нам удалось обнаружить у него в квартире, Долгушин не интересовался женщинами.
— А что это за косвенные данные, о которых вы говорите?
— Мы нашли у него несколько э… мужских журналов. Ну, знаете, с фотографиями обнаженных мужчин.
— Да-да-да, — закивал Мокроусов, — я тоже замечал за ним эту странность. Но, откровенно говоря, мне казалось, что это чисто медицинский интерес. Однако, могу вас уверить, на профессиональных качествах Никиты Григорьевича это не сказывалось.
— Зато сказалось на его личной жизни, — глубокомысленно заметил следователь, допивая уже остывший кофе.
— Вы думаете, что эта его… наклонность и привела к столь печальному финалу? — с сомнением спросил главврач.
— Это рассматривается нами как одна из версий. Но, признаюсь честно, наиболее вероятная.
— Вы не могли бы рассказать об этой версии подробнее,
— Возможно, еще рано об этом говорить, но есть ряд обстоятельств, которые заставляют нас думать именно так.
— Какие же это обстоятельства?
— Его нашли в ванной в обнаженном виде. Орудием убийства послужил обычный кухонный нож.
— Нож тоже нашли?
— Да, он лежал рядом с трупом. Недавно в Москве произошло еще одно очень похожее убийство. Оно уже раскрыто.
— Любопытно, любопытно…
— Гомосексуалист из чувства ревности убил своего любовника. Поскольку в деле замешан иностранный гражданин, оно не получило широкой огласки. Но картина наблюдалась почти такая же. Убитый был найден в ванной, в обнаженном виде, со следами множественных ножевых ране ний.
— Итак, вы думаете, что Никита Григорьевич имел, скажем так, близкого друга, который в порыве страсти соверши этот поступок?
— Возможно. И я очень хотел бы найти этого близкого друга. Может быть, с вашей помощью это удастся?
— Боюсь, вряд ли смогу вам помочь, — с сожалением сказал Мокроусов. — Я ведь вам уже говорил — у меня очень много сотрудников, и чьи-то взаимные симпатии остаются для меня, как бы это поизящнее выразиться, за кадром. У нас современная клиника, работа поставлена по цивилизованному образцу. У сотрудников просто нет возможности заниматься личными делами в рабочее время. Что происходит с ними после работы, я тоже, увы, не знаю. Кстати, а почему вы решили, что Никита Григорьевич мог питать подобную э… страсть к кому-то из моих подчиненных?
— Но вы же сами сказали, что он был очень предан своей работе. Обычно интриги на сексуальной почве разворачиваются там, где человек проводит большую часть жизни.
— Я думаю, этим, — с нажимом сказал главврач, — Долгушину сподручнее было заниматься после работы. Вы не хотите еще кофе?
Следователь посмотрел на часы.
— Нет, благодарю. Мне пора. Мокроусов встал из-за стола и проводил гостя до дверей своего кабинета.
— Очень сожалею, товарищ следователь, что ничем не смог помочь вам. Вы сами понимаете, я бы рад, но…
— Почему же? Вы мне помогли. Я, конечно, еще порасспрашиваю ваших сотрудников, но скорее всего вы правы — надо искать следы в другом месте.
Выпроводив милицейского капитана, Мокроусов снял очки, вынул из кармана носовой платок с вышитой на нем монограммой в виде буквы М и тщательно промакнул пот на лбу и висках. Сейчас он пребывал в состоянии тихой паники.
Если этот Борисов или как там его… что-нибудь пронюхает о его отношениях с Никитой Долгушиным, то из свидетеля он быстро превратится в подозреваемого. Надо что-то делать.