Жестяная королева

Пара: Эмметт и Нова

— Нова, не трогай его. — Шелби шлепнула меня по руке прежде, чем кончики моих пальцев успели скользнуть по сверкающему хрому папиного мотоцикла.

— Что? — Я бросила на нее свирепый взгляд и все равно прикоснулась к металлу, почувствовав его тепло от послеполуденного солнца.

Она закатила глаза, когда сетчатая дверь с грохотом закрылась, и папа вышел из дома с Ти Джеем на бедре.

Ти Джею было восемь, и он был слишком большим, чтобы

его можно было носить на руках. Мне было десять, и мама сказала, что я росту как сорняк. Но какими бы большими ни были Ти Джей или я, папа все равно носил нас на руках. Кроме Шелби. Ей было тринадцать, и я думаю, папа попытался бы, но ей это больше не нравилось.

Он ей больше не нравился.

Мама всхлипнула, идя за папой по подъездной дорожке, и у меня упало сердце.

Она всегда плакала, когда он уходил. Мы все плакали.

Кроме Шелби.

— Будь хорошим ради своей мамы. — Папа поставил Ти Джея, затем опустился на колени перед моим братом и наклонился, шепча что-то ему на ухо.

Ти Джей кивнул и выпятил грудь.

— Да, сэр.

— Хороший мальчик. — Папа встал и взъерошил темные волосы Ти Джея, затем подошел к Шелби и мне, стоящим рядом с его мотоциклом. Он протянул руки к моей сестре. — Можно обнять тебя на прощание?

Она бросила на него сердитый взгляд.

— Давай, Шелби. Не будь такой.

— Меня зовут Мэй. — Она отступила от него на шаг и скрестила руки на груди.

Я закатила глаза. Папа называл нас средними именами (прим. пер.: среднее имя — имя, которое обычно располагается между личным именем и фамилией. Используется как элемент полного имени и в основном в Европе и западных странах), но в последнее время она хотела, чтобы к ней обращались Мэй. Даже когда я называла ее Шелби, она злилась на меня и щипала за руку.

Моя сестра была сорванцом. Так мы с Ти Джеем называли ее.

Папа пригладил усы на лице, волосы царапали его ладонь. Затем он сделал один большой шаг к Шелби и заключил ее в объятия. По ней было видно, что она не хотела этого, но и оттолкнуть его не пыталась.

Он отпустил ее и подошел ко мне, широко раскрыв объятия.

Я упала в них, уткнувшись лицом в его рубашку и зажмурив глаза, когда обняла его за талию так крепко, как только могла. Может быть, если я обниму его достаточно крепко, он задержится еще немного.

— Тебе уже пора уходить? Ты только что приехал.

Мы не видели его три месяца, а этот визит длился всего два дня. Обычно он оставался на неделю. Иногда на десять дней. Это были лучшие визиты. Это были дни, когда мама улыбалась, Ти Джей смеялся, а я обнимала папу при каждом удобном случае.

— Да, Нова. Мне пора идти.

Маме будет грустно. Ти Джей будет дуться остаток дня и, вероятно, большую часть завтрашнего. Шелби будет сварливой и запрется в своей

комнате. А я вернусь к ожиданию, отмечая в календаре и гадая, когда мы снова его увидим.

Я обняла его крепче. Его черная кожаная куртка мягко касалась моей кожи. Он носил ее везде, но только не дома. Под тканью я чувствовала ремни его кобуры и острый металл пистолета, упирающегося ему в ребра.

Папа всегда носил с собой пистолет, чтобы, если придут плохие парни, он мог защитить нас.

— Когда ты вернешься? — спросила я.

— Не знаю. Я надеюсь скоро.

«Скоро» никогда не было достаточно скоро.

Он убрал мои руки и опустился передо мной на колени, как это было с Ти Джеем.

— Помогай своей маме по хозяйству.

— Хорошо.

— Усердно учись.

Я кивнула.

— Так и сделаю.

— Не забывай хранить свои секреты. Могу ли я рассчитывать на тебя?

— Да. — Он всегда мог рассчитывать на меня.

— Ты мне доверяешь?

— Да.

— Это моя хорошая девочка. — Он поцеловал меня в щеку, его козлиная бородка щекотала мой подбородок, затем он встал и достал из-за ворота рубашки солнцезащитные очки. Он надвинул их на свои темные глаза и повернулся, направляясь к маме.

Она прильнула к нему, почти так же, как и я, крепко обнимая, как будто, возможно, могла заставить его остаться.

Он прошептал ей что-то, от чего ее руки опустились. Затем, как и Ти Джей, она кивнула и вздернула подбородок.

Она не будет плакать, пока он не уйдет, потому что папа не любил слабости.

Он отступил от нее на шаг, но мамина рука метнулась вперед, коснувшись его локтя.

— Мы любим тебя, Такер.

— Я тоже вас люблю. Будьте осторожны.

— Всегда. — Она подошла к Ти Джею, прижав его к своей ноге.

Папа забрался на свой мотоцикл. Он посмотрел на Шелби, ожидая чего-то, но она продолжала игнорировать его скрестив руки на груди. Она уставилась на почтовый ящик, на крупные белые буквы на его боку, которые гласили «ДЖОНСОН».

Она написала на нем нашу фамилию пять дней назад. Почтальон точно знал, кто здесь живет, мы прожили здесь всю свою жизнь, так что в этом не было необходимости. Шелби не признается в этом, но я думаю, она сделала это, чтобы позлить папу, потому что Джонсон — не его фамилия.

На самом деле нашей она тоже не была.

Наша была — Талбот. Юридически мы были Джонсонами, но в глубине души мы были Талботами — так объяснила это мама.

Бросив последний взгляд на маму, папа завел двигатель своего «Харлея», и рев заставил меня отступить на шаг, от грохота задрожал тротуар у меня под ногами. Затем он исчез, черная полоса на дороге, которая слишком быстро исчезла за углом.

Мы все стояли там, пока эхо от его мотоцикла не исчезло.

Мама не сказала ни слова, развернулась и скрылась в доме, хлопнув дверью.