Жиган: жестокость и воля
Шрифт:
— Ты че, в натуре, фуфел не гонишь? Точно как самосвал?
— Бля буду.
— Так познакомь, я всю жизнь о такой биксе мечтал.
— Не гони.
— Зуб даю.
Еще несколько минут они обсуждали, кому какая бикса нравится и что с ней можно сделать. Глянув на окно, Чернявый спросил:
— А ты сам решки ставил?
— Да ну, что я, максим? Они тут уже стояли, когда я вселился.
— На хрена?
— Так это же служебная квартира.
— Как же ты в нее попал?
— Я
— В натуре?
— Без балды.
— Че, сам параши чистишь?
— Обижаешь, шеф. Я в своей жизни тяжелее болта ничего не поднимал.
— Во бля, — захохотал Чернявый. — А он у тебя что, до колена?
— А на хрена, ты думал, мне баба со здоровым станком нужна? Ладно, Чернявый, ты посиди тут за решкой, а я за пузырем сгоняю. Ты ж похмелился, мне тоже надо.
— Ладно, только копытами побыстрей шевели, а то мне тут одному неохота париться.
Михута пошарил рукой под тюфяком, вытащил пистолет «ТТ» и передал его Чернявому.
— Держи, это тебе на всякий пожарный.
Тот проверил затвор, обойму и удовлетворенно положил пистолет на колени.
— С братишкой-то оно надежнее.
— Я двери закрою на ключ. Никому не открывай.
— А то.
Когда Михута вышел из квартиры, Чернявый глубоко вздохнул и закрыл глаза. Сейчас он пребывал в спокойном расслабленном состоянии. Ломка прошла, озноб больше не беспокоил, боли в позвоночнике и дрожь в конечностях исчезли.
Он даже успел задремать, пока его отбойщик мотался за бутылкой водки. Наконец Чернявый услышал, как поворачивается ключ в замке и открывается входная дверь.
Михута зашел в квартиру, держа в руке бутылку водки, а под мышкой банку консервированных огурцов. Следом за ним через порог ступил Болт.
— Шеф, ты живой? — крикнул Михута, заглядывая в комнату.
Чернявый открыл глаза и недоуменно посмотрел на Болта, щерившегося в улыбке гнилыми зубами.
— А ты откуда взялся?
— Так… решил поссать возле дерева, смотрю, этот халдей топает.
— Я его на обратной дороге встретил, — объяснил отбойщик. — Хотел ему пендаля в жопу дать и отправить подальше, а он как рассол увидел, аж затрясся. Я ему из-за пазухи пузырь показываю, Болт, конечно, усох.
— Че ж я, хуже его? — пробухтел Болт.
— Ладно, не кипишуй, пошли на кухню. Следом за ними туда притащился и Чернявый.
— Тут все по-цивильному, — оглядев обстановку, сказал он. — Есть где забуриться.
На небольшой кухне стояли газовая плита, стол и два стула, покосившихся, но целых. Один из стульев, конечно, достался главарю, другой занял хозяин квартиры, а Болту пришлось примоститься на подоконнике.
Пока его подчиненные вскрывали банку с огурцами, бутылку и разливали белую по стаканам, Чернявый курил.
— Болт, пацанов видел? — спросил Михута.
— Не-а, наверное, массу давят. Я вчера, когда сваливал, они еще там баб трахали по подсобкам.
— Тебе-то хоть досталось?
— Да ну их на хрен, — Болт махнул рукой. — Я как белый человек еще пузырь с собой прихватил, но где допивал, не помню. Утром проснулся под каким-то забором.
— Это заметно, — сказал Чернявый, разглядывая испачканные, измятые брюки и рубашку Болта. — Скажи спасибо, что менты не повинтили.
— Кому сказать?
— Господу Богу.
— Бога нет, — деловито ответил Болт, сдвигая стаканы с Михутой. — Ну, вздрогнули.
Они выпили, захрустели маринованными огурцами.
— Бог есть, — с не свойственной ему задумчивостью сказал Чернявый.
Михута с Болтом многозначительно переглянулись: мол, что это, у шефа крыша поехала?
— Если б не Бог, — продолжал Чернявый, — нас бы уже давно на тот свет отправили.
— Кто, «обезьяны»? — с пренебрежением сказал Болт.
— Не «обезьяны», так мусора.
— Да ну, на хрен забивать себе бошку хренотой разной. Давай, Михута, еще по сто граммов накатим.
— Вы особо не разгоняйтесь, — сказал Чернявый, равнодушно наблюдая за тем, как его бойцы заглатывают еще по полстакана.
— А че? — вытирая скуластую физиономию ладонью, спросил Болт. — Опять с «обезьянами» рамцы?
— Дурень ты, Болт, — спокойно сказал Чернявый. — Все мозги отпил. Сегодня солнцевские пацаны приезжают.
— Да ладно, Чернявый, что ты кипишуешь? Ну приезжают, а мне-то что? Ты же с ними перетирать будешь.
— Увидят такое мурло, как у тебя, и сразу умотают. Вот тогда у нас действительно рамцы начнутся.
Бросив незатушенный окурок в покрытую жиром, ржавчиной и еще Бог знает чем раковину, Чернявый покинул кухню.
— Шеф, все будет тики-так! — крикнул ему вслед Михута. — Мы еще по полтинничку, и все.
— Распустил я вас, — укладываясь на кровать поверх одеяла, сказал Чернявый.
Снова звякнули стаканы, раздался характерный хруст. Потом в комнату вошел Михута с надкушенным огурцом в руке.
— Ты бы съел чего-нибудь. Огурчика хочешь? — предложил он. — А то вон скоро высохнешь весь от этой дури.
— Не хочу, — буркнул Чернявый.
— Как знаешь, мое дело предложить.
Чернявый вертел в руке пистолет, потом что-то заметил, поднес оружие ближе к глазам и стал рассматривать затвор.
— Вот козел, — выругался он.
— Кто? — недоуменно спросил Михута.
— Оруженосец наш, Сухой. Говорил я ему, пили номера как надо. Это же настоящая родная «тэтэшка», а не китайское говно какое-нибудь.