Жиган: жестокость и воля
Шрифт:
— Вы знаете, — засуетился он, — это просто замечательно, это великолепно. Я сейчас ему позвоню. Он у себя в кабинете, да? Наверное, он не мог пересилить себя и позвонить мне первым.
Едва он потянулся рукой к телефону, висевшему на стене в прихожей, как молодой человек молниеносным движением вывернул ему за спину руку, вырвал из нее нож и швырнул Долгушина о стену. От боли Никита едва не потерял сознание.
— Что вы делаете? — простонал он. — Я не понимаю.
Молодой человек, в одной руке держа нож, другой распахнул наугад первую же дверь рядом с прихожей. Это оказалась ванная комната. Он схватил трясущегося от ужаса Никиту за отвороты халата и швырнул его в ванну.
— Что вы делаете? Не на…
Огромная пятерня зажала ему рот. Ярко-красные капли крови брызнули на кафельную стену…
Глава 19
Чернявый замер, с ненавистью глядя на человека, уверенно ворвавшегося в комнату с пистолетом в руке. Еще один остался в прихожей, внимательно наблюдая за вырубленным отбойщиком, третий держал на прицеле Болта.
— Значит, решил самолично меня навестить, Вахид? — медленно проговорил Чернявый.
Вообще-то его гостя звали Вахидом Джамоевичем Михтиевым.
Но едва ли в Запрудном нашелся хотя бы один человек, который об этом знал — за исключением, конечно, людей из его окружения, но и они называли его просто по имени. Вахид говорил по-русски правильно, но иногда намеренно демонстрировал сильный акцент.
Вот и сейчас он широко улыбнулся и развел руки в стороны.
— Хател на тебя пасматреть, дарагой.
Стоило Чернявому сделать едва заметное движение рукой, как Вахид тут же навел на него ствол.
— Не дергайся, дарагой, а то мозги по стенке поплывут.
Не поворачивая головы, он бросил через плечо своему подчиненному:
— Аладдин, проверь, что там у него под подушкой.
Молодой азербайджанец с пистолетом прошел в комнату, остановился возле Чернявого, сунул оружие за пояс и пошарил рукой под подушкой. На его лице появилась злорадная улыбка, когда он вытащил и продемонстрировал Вахиду пистолет «ТТ».
— Ай, как нехарашо, — притворно сокрушаясь, сказал Вахид. — Я к тебе со всей душой, а ты камень за пазухой прячешь.
— Чего ж ты волыну из рук не выпускаешь? — угрюмо произнес Чернявый.
Вахид тут же убрал пистолет, сунув его в подмышечную кобуру, спрятанную под легкой летней курткой.
— Вот теперь можно и поговорить. Аладдин, в этом свинарнике есть хоть один стул?
Боец, изъявший оружие у Чернявого, тут же метнулся на кухню.
Спустя мгновение оттуда донесся звук удара и грохот падающего на пол тела. Потом Аладдин вернулся со стулом в руке.
— Ты что там делал? — мягко спросил его Вахид, усаживаясь возле кровати.
— Дал ему пушкой по черепу, — спокойно ответил азербайджанец.
— Зачем?
— Пусть Икмет отдохнет.
— Посиди на кухне.
Чернявый облизнул пересохшие губы. Встреча с лидером противоборствующей группировки не сулила для него ничего хорошего.
И как это он так лопухнулся? И волына была под рукой, и орехов в ней навалом. А все этот урод Михута — спрячь, спрячь. Нет, нельзя терять ни секунды, если хочешь остаться в живых.
Чернявый одним прыжком соскочил с кровати и бросился на Вахида.
Они упали вместе со стулом и покатились по полу, вцепившись друг в друга.
В общем, Чернявый поступил правильно. Он мог рассчитывать на что-то, только оставшись с Вахидом наедине, пока два других азербайджанца находились за стеной.
Но ему не повезло. Он не дотянулся до пистолета сразу и в борьбе с противником потерял драгоценное время. Аладдин успел вбежать в комнату и несколько раз ударить Чернявого по почкам.
Наглотавшийся таблеток главарь братков не сразу почувствовал боль. Его продолжали бить, а он упрямо тянулся к оружию Вахида.
Наконец страшный удар рукояткой пистолета обрушился ему на голову. Он обмяк и затих.
… Очнувшись, Чернявый увидел перед собой серый, в разводах потолок. Голова страшно болела, и он попытался нащупать ушибленное место.
Однако ему не удалось этого сделать. Он лежал на кровати с вытянутыми вдоль тела руками, крепко обмотанный и связанный простыней. Ноги тоже оказались связанными.
Рядом на стуле сидел ухмыляющийся Вахид, держа в одной руке дымящуюся сигарету.
— Ну что, ты еще живой? — с издевкой спросил он. — Я же тебе сказал — не дергайся.
— Чего надо? — просипел Чернявый.
— Хотел в глаза тебе посмотреть, дорогой. Как-то совсем ты меня не радуешь.
— Я тебе не бикса центровая, чтобы радовать. И не кум на зоне, которому ты жопу целовал.
Вахид поморщился.
— Ай, хамишь. Это совсем не разговор получается.
— Хочешь ухайдокать? Давай. Не хера тут в цацки играть.
— Ай, какой ты быстрый, — покачал головой Вахид. — Настоящий русский. У нас на юге с гостями разговаривать так не принято.
— Тарапыца над а нэт. Я уже где-то это слышал, — Чернявый нашел в себе силы улыбнуться.
— Ай, маладец, у тебя еще хватает смелости шутить? Как ты там сказал — тарапыца нада нэт? Ха-ха-ха.
— Пошел ты, — огрызнулся Чернявый.
— Опять хамишь. Ну не хочешь смеяться, тебе же хуже.
Вахид пару раз затянулся, стряхнул пепел под ноги, поднес к лицу тлеющий кончик сигареты и подул на него. Потом, разглядывая красный огонек, он как бы между прочим спросил:
— Ты зачем на «Агдам» наехал? Чернявый молчал. Тогда Вахид еще раз подул на сигарету, медленно поднес ее к руке Чернявого и сказал: