Жил-был дважды барон Ламберто, или Чудеса острова Сан-Джулио
Шрифт:
— Мне кажется, я имею на это право. Даже у кошки их два.
— Кому же, в таком случае, принадлежало ухо, которое прислали нам бандиты?
— Мне.
— Тогда, выходит, у вас было три уха, а не два?
— Дело в том, что...
— Покажите ваши руки, пожалуйста, — перебивает его генеральный директор.
Барон показывает руки и сам тоже с любопытством рассматривает их. Ого! На месте ампутированного пальца вырос новый!
— Почему это у вас десять пальцев? — возмущается инквизитор.
— А у вас? У вас самого сколько пальцев?
— Оставьте папу в покое! Вы самозванец!
— Признаю, — улыбаясь, соглашается барон Ламберто, — что всё это несколько странно и необычно.
— И правильно делаете, что признаёте, — снова перебивает его генеральный директор из Сингапура. — Что касается нас, то мы не признаём вас бароном Ламберто, владельцем и президентом банков, которые представляем.
— А кто же я, по-вашему, такой?
— Это ваше дело, уважаемый синьор. Ваши документы нас не интересуют. А за исчезновение барона Ламберто ответите полиции.
— Очень хорошо сказано! — хором подтверждают остальные двадцать три генеральных директора.
Двадцать четыре секретаря спешат зафиксировать и это важное замечание.
Барон Ламберто улыбается. Не шутке и не угрозе передать его полиции. Ему пришла в голову другая мысль.
Она-то и заставляет его улыбаться.
— Господа, — говорит он, быстро вставая и направляясь к лестнице. — Будьте добры, подождите здесь минутку. Я забыл сделать одну очень важную вещь. А мажордом тем временем предложит вам какой-нибудь прохладительный напиток.
— Но что вы затеяли?
— Куда вы? Идите сюда!
— Задержите самозванца!
Двадцать четыре плюс двадцать четыре взволнованных синьора с криком бросаются вслед за бароном Ламберто, который, перескакивая через три ступени, мчится наверх, распахивает двери мансарды, влетает в комнату, где его ждут шестеро служащих, и сходу заявляет:
— Синьорина Дельфина, выходите за меня замуж!
— Что вы сказали, извините?
— Прошу вас выйти за меня замуж! Это было бы так прекрасно! Мне пришло это в голову только сейчас, когда я разговаривал с этими господами. С тех пор, как я увидел вас, сердце моё потеряло покой. Ваши зелёные глаза и ваши огненные волосы околдовали меня! Я чувствую, что мы созданы друг для друга, и потому будем жить счастливо и дружно!
От радости синьора Дзанци и синьора Мерло бросаются друг другу в объятия и признаются, что всегда об этом догадывались.
Синьор Армандо мрачнеет, потому что у него тоже имелись свои виды на синьорину Дельфину.
Синьор Бергамини и синьор Джакомини вежливо аплодируют и позволяют себе пошутить:
— И когда же свадьба?
— Да здравствует синьора баронесса!
— Минутку, — холодно возражает Дельфина, — я ведь ещё не ответила.
— Скажите — да, Дельфина! — упрашивает барон. — И это будет самый прекрасный день в моей жизни!
— А я скажу — нет!
Удивление, возгласы, комментарии: «Ну как же можно отказываться от такого счастья!», «Ей, видите ли, мало барона!
— Неужели «нет»? А может, только «Нет, может быть»? Или «Нет, посмотрим» или даже «Нет, подождём немного»? — настаивает барон. — Оставьте мне хоть какую-нибудь надежду! Скажите хотя бы «Ни»!
— Ни за что! Пока что замужество совершенно не входит в мои планы.
— А что же входит? — интересуется синьор Армандо.
— Прежде всего, — говорит Дельфина, — я хочу понять кое-что во всей этой истории. Барон обещал нам всё объяснить.
— Более чем справедливо, — вздыхает барон (сколько раз ему пришлось вздыхать в этот день!). Так и быть!
— Давно пора, — замечают двадцать четыре генеральных директора, которые тоже поднялись в мансарду (двадцать четыре секретаря остались на лестнице, им не хватило тут места).
— В прошлом году в октябре я ездил в Египет...
Барон Ламберто открывает свой секрет. Рассказывает всё по порядку, и Ансельмо всё время кивает. А однажды даже прерывает барона, чтобы привести точные слова египетского святого, которого они встретили тогда случайно в тени Сфинкса: «Запомни, что человек, имя которого непрестанно на устах, продолжает жить».
Теперь двадцать четыре генеральных директора всё понимают. От подозрения они переходят к волнению. Когда барон рассказывает о том, как бандиты отрезали ему ухо, затем палец, они не выдерживают — падают на колени, целуют ему руки, особенно новый палец. Кто-то целует даже в ухо.
Когда барон рассказывает, как проснулся в гробу, синьора Мерло крестится, а синьора Дзанци чуть не падает в обморок.
Ансельмо плачет и несколько раз роняет зонт, который директора банков услужливо подают ему.
— Вот, — заканчивает барон, — вот и всё! А теперь что скажете, если я предложу тост за здоровье всех присутствующих?
— Кстати, о здоровье, — говорит Дельфина. — Если я правильно поняла, это мы вернули вам ваше здоровье?
— Конечно.
— И даже несмотря на то что мы не врачи, — продолжает Дельфина. — Мы даже лучше волшебников. Мы поддержали жизнь этого важного господина нашими голосами, нашей работой. Даже не понимая её смысла. Неделю за неделей, месяц за месяцем мы как попугаи повторяли там, наверху, его имя, не зная, зачем. Кстати, а пластинка или магнитофон разве не дали бы того же результата?
— Нет, синьора, — объясняет Ансельмо. — Мы пробовали, не получается.
— Нужен был живой человеческий голос, — заключает Дельфина, — нужны были наши лёгкие. Многие месяцы жизнь барона Ламберто находилась в наших руках, и мы не знали этого, даже не подозревали...
— В самом деле? — с удивлением восклицает синьор Армандо. — А ведь могли бы потребовать увеличения зарплаты.
— Больше того, — поддерживает его синьор Джакомини, — могли бы, наверное, запросить даже целый миллиард. Вы, синьор барон, дали бы нам миллиард, если бы мы попросили?