Жила-была одна семья
Шрифт:
— А это не так?
— Знаешь, в наборе тоже бывает недокомплект.
— Значит, мы обе сейчас в разобранном, растерзанном, неукомплектованном состоянии. — Сашино спокойствие и задумчивость уступили место печали. — И брата у нас больше нет…
«Сказать — не сказать? Хотя смысла скрывать уже нет никакого».
— Брат есть.
— Ох, Ир, вся эта болтология про ощущение присутствия и помощь с небес, наверное, имеет право на существование. Кому-то легче верить в сказки, кто-то действительно живет в них и по-прежнему чувствует близость ушедших любимых людей, но я после
— Ты меня не поняла: брат есть не во сне, а наяву.
— Ир, ну что за бред! Какой брат? Где?
— Там… — Ира неопределенно махнула рукой, очевидно, стараясь продемонстрировать дальность расстояния. — А брат практически родной. Ему восемнадцать или девятнадцать, около того. Зовут Пол, живет в Калифорнии, учится в университете то ли на юриста, то ли на экономиста. Короче, на какого-то, не все ли равно?
— Так ты не только на Памуккале ездила, ты и там была? — Саша повторила движение Иры.
— Нет, там не была и брата не видела. Отец сюда приезжал.
— Когда?
— В сентябре.
— К Вовке?
— Да. Я все-таки не смогла не позвать. Да и времени уже столько прошло. Думаю, он может приезжать сюда без всякой опаски.
— И когда же ты с ним встречалась?
— Я не встречалась, я просто видела его на кладбище. Он не решился подойти из-за тебя.
— А после похорон?
— А после я не решилась с ним встречаться.
— Из-за меня?
«Из-за тебя. Из-за себя. Из-за него. Из-за Самата».
— Из-за всего. И потом он уехал быстро. Прилетел из Канады и вернулся туда же к Нодару и Эсме зализывать раны.
— А потом туда полетела я…
— Потом ты. Но я не знала, что он там.
— Не важно. — В Сашиной голове было гораздо больше вопросов, чем ответов, и она никак не могла установить их очередность, не знала, о чем спрашивать, на чем настаивать, в чем уличать. Наконец выбрала главное: — Уже не важно. Хорошо, что ты наконец говоришь об этом. Правда всегда лучше лжи. В любом случае.
— Ты в этом уверена?
— Абсолютно.
— Ты могла бы принять любую правду?
— Конечно…
«Пойти до конца? Рассказать обо всем? Поведать о коварстве любви и прелестях двойной жизни? Ведь так хочется сделать это, открыться хотя бы кому-то, чтобы снова была живая душа, что выслушает, и пригреет, и поймет. Но поймет ли Саша?»
— …конечно, если ты не собираешься мне поведать о существовании какой-нибудь двойной жизни, многолетних секретах и таинственных любовниках, — добавила Саша со смехом и подмигнула сестре, потом театрально приложила руку к груди, закатила глаза, но произнесла очень серьезно: — Еще одного разочарования в семейной жизни я, наверное, не переживу. Или тебе есть что сказать? — тон снова стал шутливым, девушка хитро прищурилась.
«Снова в точку. Эх, Сашка, Сашка, бьешь наугад, а попадаешь в десятку».
— Нечего. При чем здесь вторая жизнь?
— Верно. Ни при чем. Это я так, по глупости. Ее ведь и нет, второй жизни. Все надо успеть сделать в этой.
— На тебя снизошло озарение?
— Свыше, — Саша грустно улыбнулась и вышла из кухни. Спустя мгновение вернулась с диском в руках: — Пойдем, послушаем.
Послушали, поплакали, обнявшись, помолчали. А потом: Ира есть Ира. Хотя любой человек бы спросил:
— Откуда это у тебя?
— Прислал один человек.
— Какой?
Саша некоторое время подумала. Ответить было и легко, и тяжело одновременно. Переживать всю историю заново не хотелось, ворошить собственные чувства к Сергею не было настроения, поэтому она все же остановилась на более простом варианте ответа.
— Хороший, — произнесла она с такой искренней уверенностью, что необходимость в дальнейших расспросах сразу отпала.
— Хороший, — тихим эхом повторила Ира. «Конечно, замечательный. Разве мог быть плохим тот, кто подарил миру Вовкины песни?» — Хороший у нас был брат. — Слово «был» далось с трудом, но Саша ведь сама говорила, что присутствия Вовки не ощущает, и Ира тоже чувствовала только горечь утраты. Старшая сестра сказала и ждала новых слез, вздохов и сочувствия младшей, но Саша не позволила ей утонуть в очередном порыве печальных воспоминаний. Она, наоборот, схватилась за Ирину фразу как за соломинку и вытащила их обеих на берег, спросив:
— Ты сказала, у нас есть еще один? Павлик, правильно?
— Верно. Но я ничего о нем не знаю, кроме того, что уже тебе рассказала.
— Так надо узнать.
— Ты серьезно?
— Вполне.
— А знаешь, у меня ведь его фотография где-то в компьютере есть. Отец мне как-то прислал.
— Покажешь?
Включили компьютер.
— Симпатичный.
— Да. Наверное, на маму свою похож.
— Наверное. А папины? Папины снимки у тебя есть?
— Нет, я просила не присылать ничего. Вы могли бы увидеть случайно, я боялась.
— Конспиратор! Ну письма покажи хотя бы!
— Я их удаляла, — Ира растерялась и сникла, но через секунду вдруг оживилась, воспряла духом: — Хотя подожди-ка. — Она быстро открыла почтовую программу (чем черт не шутит), отдала команду «Получить», и через несколько секунд напряженного ожидания они уже читали, сидя голова к голове, плечом к плечу, душа к душе:
«Иришка, милая, здравствуй.
Ты снова молчишь, не отвечаешь мне, но я уже привык к перепадам твоего настроения! Видно, такая уж ты у меня получилась противоречивая…
— Половинчатая, — прошелестела губами Ира на этом месте.
— Что?
— Ничего. Ты читай, читай.
…Знаешь, я так расстроился из-за Парижа…
— Из-за Парижа? — Саша недоуменно посмотрела на сестру.
— Мы хотели встретиться там осенью, но я не смогла поехать.
…что даже не сказал тебе, что видел там Сашиных кукол. Они замечательные, очень трогательные и такие разные. А я, дурак, не купил ни одной… Что уж теперь, может, в другой раз решусь.