Жила, была
Шрифт:
Длинная змея очереди за хлебом тускло помаргивала зеленым. Если бы не военные строгости, комендантский час, толпа не рассасывалась бы и на ночь, а так возрождается ежедневно, затемно еще.
До войны закупкой продуктов занималась преимущественно бабушка, теперь за всем в одиночку не поспеть: всюду очереди. Дело Тани — отоваривать хлебные карточки. Тем более что булочная — ближе не бывает, за стеной квартиры. Сравнительно недавно они даже соединялись дверью, из комнаты можно было войти в нынешний магазин № 403. Булочная ведь была
Когда артель, в числе прочих кооперативов, ликвидировали, Танины дяди сменили профессию. Только отец, Николай Родионович Савичев, до конца жизни работал хлебопеком, замечательным мастером был.
Артельную пекарню перестроили в жилье, булочная же так и осталась булочной [2] , но завозили в нее товар с хлебозаводов и кондитерских фабрик.
Долгие часы выстаивала Таня под заколоченными окнами своей квартиры, мерзла в ночной мгле в очереди у булочной, в которой еще на ее памяти отец и его браться выпекали хлеб.
2
В наши дни, после капитального ремонта дома, булочную перевели на другую сторону арки.
Витрины тоже забраны фанерой и забиты досками, внутри булочной постоянные мглистые сумерки от коптилок и людского дыхания. Но какое счастье подойти наконец к прилавку!
Таня выпростала из шерстяной варежки руку с карточками и подала продавщице. Женщина в халате поверх зимнего пальто быстро и ловко отхватила ножницами талончики в каждом листке, уточнив мимоходом:
— На два дня, одним куском?
— Одним, — кивнула Таня, — но только за сегодня.
На чашку весов шлепнулся, будто подтаявший пластилин или комок глины, маленький, с ладошку, кубик хлеба. Продавщица добавила несколько довесков, крошек и выравняла язычки весов.
— Триста семьдесят пять.
— Спасибо…
Триста семьдесят пять граммов: сто двадцать пять — маме, служащей, сто двадцать пять — бабушке, сто двадцать пять — Тане. Она еще относится к детям, а когда исполнится двенадцать, станет, как бабушка, иждивенкой.
Таня надежно убрала карточки, намотала на руку ремешок сумки с хлебом и лишь потом выбралась из булочной.
Железную печурку с коленчатой трубой бабушка и мама почему-то называют «буржуйкой». Она не такая прожорливая, как плита, быстро накаляется, в кухне сразу делается жарко, но прогорают дрова, тонкое железо остывает — и конец блаженству.
«Буржуйка» очень экономная, но и на ней не вскипятить чайник без дров, а остатки поленницы из подвала давно перекочевали в квартиру, на глазах догорают. Вода в первых этажах пока есть, хотя перебои очень часты, приходится запасаться впрок, наполнять кастрюли, тазы, чайники, кувшин. На кухне держать все это негде, а в комнатах вода замерзает, растапливать же лед — лишний расход топлива..
Кому хорошо, так это дворнику Федору Ивановичу, в его служебном помещении стоит
Если в один присест выпить литр горячей воды, даже без крошки хлеба, возникает ощущение сытости. Будто две тарелки супу съел, бульоном пообедал. Увы, скоро, чересчур скоро организм разоблачает обман, голод возникает с новой силой. Злоупотребление жидкостью приводит к водянке: распухают руки и ноги, вздувается живот, расплывается лицо. Больная полнота еще хуже, чем худоба и голодное измождение. Все это знают, читали, слышали, но как, чем заглушить, задавить неотступное желание, постоянную потребность, саму мысль о еде!
А кипяток стоил сущий пустяк, три копейки за литр.
Мама берет пятилитровый бидон, сует в карман пальто кошелек.
— Схожу за кипяточком, чайку попьем.
— Ну, с богом, — напутствует бабушка.
Во дворе давно никто не гоняет мяч, не лепят снежную бабу, не ищут забав ребячьи компании.
Таня встретилась с Борькой и Колей случайно. Отнесла записку от мамы Ираиде Ивановне и встретилась на обратном пути. (Нащерины живут в третьем дворе, хотя и считается, что в том же доме.)
Они обрадовались, увидев друг друга живыми и на ногах, но не подали виду. На последних занятиях из десяти ребят класса приходили в школу не больше пяти-шести.
— Привет, — сказал Борька Воронец, а Коля Маленький лишь слабо шевельнул лиловым кончиком носа, и Таня невольно улыбнулась: опять ей подумалось, что Колин нос в узком промежутке между шапкой и шарфом, точно мышонок, выглядывающий из норки.
Борька по-своему объяснил Танину улыбку:
— Знаешь уже, слыхала радио! Здорово им наши врезали! Я еще в шесть тридцать узнал, когда первый раз передавали.
Таня в то время стояла в очереди за хлебом, но весть о разгроме немцев под Москвой выплеснулась на улицу. Все были счастливы, даже Серый ликовал: «Теперь и нам сумеют помочь». И все вместе воспрянули надеждой: «Теперь могут и хлебца прибавить!»
Радио стало работать, как водопровод, с перебоями, хрипело, точно простуженное, никто не расслышал подробности сообщения Совинформбюро, но и то, что стало известно, потрясло. Наши, наши наступают, гонят врага, берут в плен, захватывают трофеи!
— Встречала кого-нибудь из ребят? — спросил Борька.
Таня отрицательно качнула головой.
— Значит, мы последние могикане. Читал такую книжку про индейцев? Мировая вещь! Вообще, когда хочется есть, индейцы очень помогают. В смысле, книжки про них.
Дома Таня поделилась Борькиным открытием, но книги «Последний из могикан», к великому сожалению, не оказалось ни в своем шкафу, ни у дяди Васи, а библиотека у него прекрасная.
Наверное, были и другие отвлекающие книги. Одно Таня знала твердо и точно: невыносимо слушать и читать о еде. Слова тотчас оживают, обретают реальную форму, цвет и даже запах.