Жилбос. Девушка из будущего

Сотников Игорь

Между тем граф Сельжук, крайне заинтригованный этим заявлением фрейлин Лизы, с ненавистью и отчасти злобой отворачивается от этого, полного неприятных сюрпризов Чарльза, от которого он совсем не этого ожидал, и обращается к Лизе. – Вы меня не перестаёте удивлять, фрейлин Лиза, – с заискивающей улыбкой говорит граф Сельжук, – позвольте поинтересоваться, откуда такая информированность насчёт моего дорогого гостя, Чарльза? – так престранно задаёт этот вопрос граф, что многими молодыми офицерами, в его словах: «дорогого гостя», чувствуется его призыв к их немедленному действию по отношению к Чарльзу. – Не пора ли вам, господа, выкурить по сигаре, – своей интонацией голоса, граф прямо приглашает их пригласить Чарльза выйти и выкурить по сигаре, которые лежат там, у него в прихожей.

А вот ответ фрейлин Лизы, в очередной раз поставил в тупик её понимания графа. – А почему вас это удивляет? – с долей негодования, возмущённо вопрошает фрейлин Лиза. – Или вы считаете, что леди ничего не должна знать и ничем не интересоваться, кроме как интересами своего супруга. Так, граф? – пристально глядя на графа, задалась вопросом к нему фрейлин Лиза, мгновенно перетянув на свою сторону женскую часть общества, вынужденную смириться с данностью Лизы, но они никогда не смирятся со своим подневольным положением, быть всего лишь супругой мужа.

Ну а что касается самого графа, то он, конечно, точь-в-точь, как это сказала фрейлин Лиза, считал, о чём он не раз высказывался на собраниях мужского клуба: «Свободы им захотелось, – как правило, громче всех орал на этом собрании граф Сельжук, – я дам им свободы. Пусть они когда им вздумается, заглядывают мне в рот и считают себя самыми умными. Но только молча. Так они умнее будут выглядеть. – Под всеобщее одобрение закатывался от смеха граф». Но такого сказать вслух даме, граф Сельжук никогда не посмеет. И пока фрейлин Лиза не в его власти и находится для него на недосягаемой и из-за своей холодности к нему, неприступной высоте, он будет нем, как рыба. Вот когда она ему на брачном ложе скажет «да», то тогда уж граф от неё ничего не будет скрывать, и всё умалчиваемое за время своего ухаживания за ней откровение, окромя, конечно, ключей от тайных подвалов, с сундуками золота там, прямо в лицо ей и выскажет.

– Вы, фрейлин Лиза, отныне графиня, и лицо полностью подчинённое мне. – С нотками хозяина положения и домашнего деспота, с расстановкой акцентов проговорит граф Сельжук, поглядывая на склонившую перед ним в печали голову, графиню Лизу. – А у меня насчёт графинь строгие правила. – Постукивая по столу пальцем с огромным красным камнем на нём, начнёт озвучивать правила своего домостроя граф, а графиня Лиза тут же догадается, кто, как оказывается, скрывается под именем графа Сельжука – граф Синяя борода. – Вот почему его щёки всегда так гладко выбриты. – Логично рассудит графиня Лиза, решив сегодня же проверить эту свою версию, спрятав все бритвенные принадлежности графа.

Граф же между тем вводит графиню Лизу в курс её дел и обязанностей. – А что насчёт прав, то у вас есть одно право, спрашивать у меня разрешение любить меня. – Откусив яблоко, с полным ртом заржал граф … однозначно Синяя борода.

– Просыпаетесь ни в свет ни заря, и при этом обязательно с радостным на лице настроении. – Граф начал озвучивать список обязанностей графини. – Затем, ещё не выпорхнув из нашего брачного ложа, которое я решил с вами на этот раз разделить, с любовью во всей себе и благодарностью на лице за такое удовольствие, которое я доставил вам нынешним своим посещением, украдкой смотрите на меня, ещё почивающего от усталости. После чего с пожеланиями долгих лет счастья нашему союзу, перекрещиваетесь и можете идти умываться. – Здесь граф Синяя борода глубоко задумался при виде выскользнувшей из под одеяла в неглиже графини – сейчас в графе боролись два одинаковых по силе чувства, его принципиальность в деле отстаивания своего права на деспотизм и его ещё неостывшие чувства к графине со своими желаниями. И на этот раз желание пересилило в графе, и он решил проснуться и сделать паузу в деле перечисления обязанностей графине.

И граф, проснувшись от не такого уж и крепкого сна, вдруг понял, что заодно очнулся от этих своих фантазий, где перед ним находится пока что только фрейлин Лиза, и ждёт от него ответа на свой вопрос. И оттого, как он ответит на этот её каверзный вопрос, будет зависеть, будет ли он поутру просыпаться от шума вступления голых пяток графини на пол, или же по прежнему будет заглушать коньяком своё одиночество в кругу своих собутыльников. И граф Сельжук, будучи ещё под впечатлением этой своей фантазии и таких соблазнительных видов графини, склонился к первому варианту ответа.

– Гра…фрейлин Лиза, это даже не обсуждается. – С негодованием на то, что его могли заподозрить в ином мнении, ответил граф Сельжук. – Вы, несомненно, в своём праве делать всё, что вам пожелается. И если вам хочется заниматься науками, то кто же вам это запретит. – А вот здесь граф еле удержался оттого, чтобы саркастически не ухмыльнуться. – Да вы, дорогая, никому не будете интересны, покорпи вы неделю другую над этими полными непонятных слов и изречений книгами. Ваше одухотворенное свежестью весны личико, наполнившись всеми этими формулами и заумностями, приобретёт, если так можно назвать эту потерю лица, учёную образность, навевающую одну только скуку и больше ничего. А господа и особенно джентльмены, ничего общего иметь не хотят с такого рода и вида дамами, строящих себя за учёных дам, им и самих себя, с виду большого ума людей, достаточно, чтобы не скучать и при случае поговорить по душам.

– Я рада слышать это, граф. – Сказала фрейлин Лиза. – Я всегда знала, что на вас можно положиться. – А вот теперь уже граф Сельжук оказался под перекрёстным огнём молодых офицеров, немедленно решивших, напоить графа в стельку, а затем позвать его на балкон выкурить по сигаре, и когда он спьяну выронит из рук зажигалку и наклонится вниз, чтобы её подобрать, тот тут-то поручик Томсон его подтолкнёт, и граф, перелетев через перила ограждения, неминуемо разобьёт себе голову.

Фрейлин Лиза меж тем переводит свой взгляд на Чарльза и обращается к нему. – Прежде чем вы начнёте свой дискурс в незапамятные времена, то я, чтобы, так сказать, мотивировать вас на честность, – а то вдруг вы, ни с того ни с сего, захотите, если не приукрасить, так сгладить виды очевидности: «Вы, фрейлин Лиза, совсем не похожи на тех обезьян, которые вас окружают» (надо было видеть окружающих фрейлин Лизу дам в этот момент), – скажу, в каком свете я вас вижу. Джентльмен должен выглядеть чуть красивее обезьяны. Вот как-то так. – Глядя на Чарльза, заявила фрейлин Лиза, многозначительно улыбаясь.

– Что это ещё за взгляды такие? – в негодовании удивился Чарльз, своим трудом «Происхождения видов», поставившим в двусмысленное положение не только своих прямых потомков, но и все последующие поколения. Где он откинул покрывала тайн с нашего, как все мы, веруя, думали, божественного происхождения, детализировано указал на нашу приземлённость. И ладно бы он так прошёлся только по тем, кто чуть красивее обезьяны, но он посмел внести свою ясность в происхождение той части человечества, кого мы любим за их загадочность и тайны, а это уже никому непростительно.

– Что это ещё за взгляды такие? – вслед за ним, услышав эту фразу в устах, а вернее во рту, слишком громко разговорчивой тётки с телефоном в руках, которой прежде чем делать такие заявления, не помешало бы на себя в зеркало посмотреть, возмутился я. – Хотя, быть может, она, таким образом, о себе заботилась, подбирая себе достойную пару. – Было догадался я, как до меня из-за спины доносятся чьи-то насмешливые слова. – А вас, я смотрю, зацепили эти слова. – Я, резко оборачиваюсь назад, и кого же вижу – ту рыжую из косметического отдела, которая мне в зеркало подмигнула. – Теперь вы понимаете, – продолжает наставлять меня рыжая, – почему ваше замечание вызвало такую негативную реакцию. – Рыжая замолчала, вдумчиво вглядываясь в меня, после чего добавила. – Хотя, наверное, вы ничего такого не имели в виду, когда так жестоко говорили. Вы ведь по своей сути воображала или тот же мечтатель, но только не в том смысле, в котором мы привыкли использовать это слово. А вы умеете по внешнему виду человека, считать с него его представления о своей мечте, – а мечта эта такая субстанция непостижимого, представляющей из себя всю совокупность наших целеустремлений в трудно достижимой перспективе, что её достичь, кажется неосуществимой реальностью, хотя она всегда стоит перед нашими глазами, на расстоянии вытянутой руки, и стоит только вам протянуть руку и вот она, достигнута, – к чему вы и подталкиваете людей, где через эту свою жестокость обращения к ним, добавляете им мотивации в деле преодоления препятствий на их пути к своей мечте. – Рыжая замолчала, ожидая от меня ответной реакции. И она последовала.