Жилец
Шрифт:
— Моя мать вроде бы хотела пригласить мисс Дейзи на чай к нам в Ричмонд, — неуклюже проговорил Чандлер. — Вот я и пришел просить вашего согласия, мисс Дейзи.
Дейзи умоляюще взглянула на мачеху.
— когда вы собираетесь идти — сию минуту? — раздражительно бросила миссис Бантинг.
— Нет, конечно нет, — проворно вмешался Бантинг. — Что это тебе вздумалось, Эллен?
— Какой день называла ваша мать как наиболее для нее подходящий? — насмешливо спросила миссис Бантинг.
Чандлер заколебался.
— Как насчет субботы? — вмешался Бантинг. — Это день рождения Дейзи. Поездка в Ричмонд станет для нее подарком. В понедельник она возвращается к Тетушке.
— В субботу я не могу, — с досадой отозвался Чандлер. — У меня дежурство.
— Ну что ж, тогда в воскресенье, — поставил точку Бантинг. Жена смерила его удивленным взглядом: он редко решался столь определенно высказываться в ее присутствии.
— Что скажете, мисс Дейзи? — спросил Чандлер.
— Воскресенье это неплохо, — заявила она с наигранной скромностью. Когда молодой человек взялся за шляпу, а мачеха не пошевелилась, Дейзи осмелилась выйти с ним на минутку в холл. Чандлер закрыл за собой дверь гостиной, так что не расслышал, к счастью для себя, шепота миссис Бантинг:
— Когда я была молоденькой девушкой, воскресенье считалось неподходящим днем для того, чтобы строить куры. Влюбленные пары отправлялись тогда вместе в церковь, как велят приличия…
ГЛАВА XXV
День, когда Дейзи исполнилось восемнадцать лет, начался без событий. Отец вручил дочери подарок, который давно уже сулил к восемнадцатилетию — часы. Это были хорошенькие серебряные часики, которые Бантинг приобрел у старьевщика в последний день, когда чувствовал себя счастливым. Ему казалось, будто с тех пор утекло море воды.
Миссис Бантинг считала серебряные часы совершенно неуместным подарком, но была чересчур несчастна и слишком занята собственными мыслями, чтобы об этом беспокоиться. Кроме того, она имела достаточно здравого смысла, чтобы в таких делах не вставать между отцом и дочерью.
Утром Бантинг вышел, чтобы купить себе табаку. Он никогда прежде не курил так много, как в последние дни, за исключением разве что той недели, которая следовала за его увольнением со службы. Курение трубки обладало тогда в его глазах всей привлекательностью запретного плода.
Теперь же, куря трубку, Бантинг расслаблялся. Табак действовал на него успокаивающе: прогонял страх и помогал думать. Но Бантинг злоупотреблял курением, и "поэтому стал таким дерганым", как сказал он себе, обнаружив, что вздрагивает при каждом звуке, раздавшемся снаружи, и пугается даже, когда с ним неожиданно заговаривает жена.
Эллен
В последние четыре дня Бантинг обходил стороной те места, которые прежде посещал регулярно. Он даже избегал здороваться с соседями и знакомыми. Бантинг боялся — боялся панически, что они заведут разговор о единственном занимавшем его предмете и он при этом выдаст свой секрет — точнее, свои подозрения.
Но в тот день несчастному экс-дворецкому отчаянно хотелось побыть в обществе других людей, не только супруги и дочери.
Жажда разнообразия привела его в конце концов в узкий, но многолюдный переулок, расположенный вблизи Эджуэр-Роуд. Сегодня там толпилось больше народу, чем обычно, потому что соседские домохозяйки делали в субботу закупки на воскресенье. Бывший дворецкий завернул в маленькую старомодную лавочку, где любил покупать табак.
Бантинг обменялся приветствиями с продавцом. Начался бессвязный разговор. К тайной радости и удивлению клиента, продавец не коснулся темы, которую все вокруг по-прежнему горячо обсуждали.
Внезапно, не отойдя еще от прилавка и не успев заплатить за пакет табака, Бантинг увидел сквозь открытую дверь свою жену Эллен. Она стояла напротив, у лавки зеленщика. Бантинг ужаснулся.
Пробормотав извинение, он ринулся через дорогу.
— Эллен! — хрипло крикнул он. — Ты что же — ушла из дома и оставила мою девочку одну с жильцом?
Миссис Бантинг побледнела от страха.
— Я думала, ты дома! Ты ведь был дома! Как ты мог пойти на улицу, не убедившись, что я на месте?
Бантинг молчал. Каждый из супругов, отвечая на растерянный взгляд другого, понимал, что тот все знает.
Они развернулись и помчались по тесной от народа улице.
— Не стоит бежать, — вдруг сказал муж, — быстрым шагом мы поспеем к тому же времени. На нас смотрят, Эллен. Не беги.
Он задыхался, но это объяснялось не столько быстрой ходьбой, сколько страхом и нервным напряжением.
Они добрались до своей калитки, и Бантинг, обойдя жену, ринулся вперед.
В конце концов, Дейзи была его дочка; Эллен не могла понять, что он чувствует.
Дорожку он одолел едва ли не одним прыжком, но завозился, открывая замок.
Широко распахнув дверь, он выкрикнул плаксивым голосом:
— Дейзи! Дейзи, дорогая! Ты где?
— Я здесь, папа. Что случилось?
— С ней все в порядке… — Бантинг обратил к жене бледное как стенка лицо. — С ней все в порядке, Эллен. — Он прислонился к стене в прихожей, чтобы немного передохнуть. — Я чуть с ума не сошел. — И он предусмотрительно добавил: — Не пугай девочку, Эллен.