Жили-были на войне
Шрифт:
Весной сорок третьего года я с маршевой ротой прибыл сюда, в поселок, где в единственном уцелевшем здании располагался штаб 3-й понтонно-мостовой бригады под командованием генерала Соколова. Здесь я расстался со своими друзьями. Юра Чернышев попал в 18-й батальон, Саша Коренцов и Вася Гайдук в 8-й, я – в 12-й, которым командовал подполковник Куракин. Попал в роту старшего лейтенанта Саши Белянского, с которым дружу по сей день.
Бригада формировалась в городе Кириллове, в знаменитом Кирилло-Белозерском монастыре, и в ее составе было много вологодцев. Я вспоминаю с симпатией и уважением этих, как мне тогда казалось, пожилых людей, сохранивших и на войне свое особое северное спокойствие, уважение к своему труду и убеждение, что и на войне все, что они делают, должно делаться ловко, основательно и добротно. Молодые саратовские ребята, прибывшие вместе с нами, выглядели рядом с ними безответственными мальчишками. Но и они, глядя на этих вологодских мужиков, уже опаленных войной, становились серьезней, ответственней.
Батальон держал мост из деревянного парка, устаревшего, но все еще служившего достаточно надежно. Периодически из Шлиссельбургской крепости по мосту била артиллерия…
Солнечный прохладный день. От Ладожского озера дует ветерок, и понтонеры, дежурящие на мосту, заняты делом вполне мирным: сверху, где ухают взрывы – там рвут лед, угрожающий переправам, – несет оглушенную рыбу, и солдаты приспособились вылавливать. Стоя в понтоне, они ловко орудовали сачками, сделанными из наволочки или простыни, подхватывали плывущую мимо рыбу и ловким движением забрасывали ее на настил. На мосту тут и там серебрились длинные, трех-четырехфунтовые рыбины.
У въезда на мост, чуть в стороне, горит костер. В котелках варится уха – рыба, вода и соль. Паек на Ленинградском фронте скуден, рыба – прекрасное подспорье.
Внезапно разрыв снаряда вздымает гигантский фонтан у самого моста. Оттуда доносится крик: один из понтонов начинает заполняться водой, настил кренится. Только что мирно болтавшие у костра солдаты бегут восстанавливать поврежденный понтон, вычерпывать воду, заделывать пробоину. Снова разрыв… еще… еще… Уже почти вся середина моста погружается в воду. В понтоне лежат двое, те, кто первыми кинулись от костра. Их котелок давно кипит. Но им уже не попробовать сладко пахнущей ухи…
Через час пробоины заделаны, вода откачана, по мосту возобновляется движение. А в штабе писарь пишет: “Ваш муж… отец… сын… смертью храбрых… при исполнении воинского долга…”
Потом я видел такое не раз. На Днепре, на Висле, на других реках. Но тот ясный день на Неве, первая смерть, увиденная мной на войне, особенно запомнилась мне.
У понтонера есть винтовка, кое у кого автомат. Но мало кто из понтонеров может похвалиться убитым врагом. Работа, тяжелая работа была их делом на войне. Их защищала артиллерия, прикрывала авиация. Было у каждого батальона и собственное прикрытие – счетверенные пулеметы, смонтированные на открытом грузовике, более чем ненадежная защита. И не было такой переправы, после которой мы бы не прощались с кем-то из наших. И адреса их остались навсегда – Нева… Днепр… Днестр… Висла… Одер… Шпрее… Эльба…
Якорь и скрещенные топорики в петлицах. Это с ними понтонер идет через войну. Винтовка, автомат за плечом.
Но все-таки автомат не всегда оставался в бездействии. И среди тех случаев, когда приходилось брать его в руки, – бой в Коло, польской деревушке, откуда войска 1-го Украинского фронта переправлялись на крохотный плацдарм, еще не получивший названия Сандомирского.
У меня сохранилась справка, присланная мне полковником Балинским, бывшим начальником разведки штаба бригады.
Коло. 2 августа. Соколов начинает наводку моста. Немцы, силой до двух полков и двадцати танков, продвигаются от Мельца на Баранув, который находится в 15 километрах от Коло.
Переправочные средства переведены на плацдарм. Три батальона занимают оборону вдоль дамбы у Коло. Три инженерных батальона и один батальон инженерно-саперной бригады полковника Бараша занимают оборону вдоль речки Бабулевка. Руководство возглавляет полковник Каменчук, как начальник переправы 3-й гвардейской танковой армии.
3 августа немцы вплотную подошли к дамбе. Овладеть дамбой им не удалось. Глубокой ночью 300 автоматчиков и два танка предприняли наступление между Вислой и дамбой. Они зашли в тыл 18-го понтонного батальона подполковника Чабунина. В атаку брошен 15-й понтонный батальон подполковника Кравцова при поддержке трех танков. К рассвету подошли 69-я бригада и 95-я стрелковая дивизия и отбросили немцев за Вислоку, заняв город Мелец. Полковник Соколов, командир 3-й понтонно-мостовой бригады, Чабунин, командир 18-го понтонного батальона, и понтонер Борисов из того же батальона получили звания Героев Советского Союза.
7 августа восточный берег был полностью очищен от противника. Движение по мосту через Коло началось регулярно с 9 августа.
Балинский не пишет о потерях. Но я знаю: были и убитые и раненые.
Мы приступили к строительству высоководного моста, если я не ошибаюсь, именно седьмого. Работали под непрерывной бомбежкой. Едва скроются наши самолеты, мгновенно появляются немецкие, и снова – бомбежка. Восьмого на правом берегу меня ранило. Ехали на грузовике на заготовку леса для моста. Машину обстрелял из пулемета низко летевший штурмовик. Мы повыскакивали из машины и бросились врассыпную. Я упал в канаву, на меня посыпались, как показалось, комья земли. Потом, когда я поднялся, Алексей Пыжиков, наш санинструктор, сказал: у тебя вся спина в крови…
Потом наш батальон держал переправу в Некуже. Всю осень и начало зимы. И наконец – приказ: двигаться дальше, на запад, к берегам Одера.
Деревушка Коло осталась в памяти как эпизод, один из многих. Здесь меня ранило, невдалеке отсюда, в Барануве, генерал Соколов вручил мне орден Красной Звезды.
И вот я снова оказался в Польше. И еду в Коло. Туда, где много лет назад мои товарищи приняли бой.
Туман… Где-то высоко светит солнце. О том, что все-таки светит, можно догадаться: туман не серый, промозглый, а светлый, серебристый, и снег слепит глаза.
Деревушка, белая от снега и тумана, ничем на первый взгляд не напоминает ту, куда я попал в августе сорок четвертого. Но, приглядевшись, узнаю – все так же полукружием стоят дома, все так же дамба замыкает это полукружие, все так же за высоким валом дамбы, белой от снега, – Висла.
Крепкие, добротные новые дома с шиферными крышами. Людей не видно. Воскресенье. Тишина и покой. Только гуси, много гусей. Даже удивительно, до чего их много. И ни души…
Мы переглядываемся с паном Вежанским. Не у кого даже спросить, где можно найти хоть кого-нибудь, кто еще помнит те давние события.