Жили-были…
Шрифт:
– Здарова, Ивашка, драная рубашка!
– Здарова, Федотка, лужёная глотка!
– А куда ты идёшь-то, неужели пахать?!
– Иду с землицей пообщаться, Федотка, урожая у неё попросить хочу!
– У кого?! У землицы?! Ну, ты точно дурень!..
У Федота тоже пашня была, хорошая, большая. Но сам он её не пахал.
– Вот я сегодня весь день на лавке провалялся за три пятака. За месяц – тридцать три пятака заработаю! Умныыыый, аж череп от мозгов по швам трещит!..
Сказка первая
О пороках
Солнце в зените стоит, жарко. Иван поработал и в тенёчек прилёг, квас попивает, да бублик жуёт. Работа никуда не денется, вот она – рядом дожидается.
Идёт мимо Лень-матушка.
– Здравствуй, Иванушка, рада-радёхонька тебя видеть! Хорошо, что лежишь, под лежачий камень вода не течёт – стало быть, сухим останешься!
– И тебе не хворать, Матушка! Иди своей дорогой, тебе меня всё равно не соблазнить!
– Что, прямо-таки ни капельки не хочется полениться? – не унимается Лень-матушка.
– Да лень мне лениться! – улыбается Иван, – Кто ленив сохой, тому весь год плохой.
– Вот, дурень! – ворчит Матушка-Лень, позевала и пошла к Федоту.
А у нашего Федота – нараспашку ворота, он таким гостям завсегда рад. Он же не дурак…
Иван на пашне квасок попивает, да жару пережидает.
Шествует мимо Утроба-ненасытная. Идёт, пыхтит, жир аж на солнце шкварками шкварчит.
– Здравствуй, сиротинушко ты моё голодное, – запричитала Утроба ненасытная, – ой, за версту чую – как у тебя с голодухи-то в животе урчит! Расстилай скатёрку – сейчас я тебя кормить буду!
И ну метать из баула своего окорока копчёные, да тушки запечёные, стерлядку в тесте, да чарку грамм на двести.
– Кушай, Ванечка, сила – она ж в еде, долго ли протянешь на хлебе и воде!
– Живот не мешок: про запас не поешь! – ухмыляется Иван. Дурак – что с него взять…
И пошла Утроба-ненасытная к Федоту. У Федота – пожрать всегда охота!
Вот отдохнул Иван и снова в пашню. Круг за кругом нарезает, землица из-под сохи как масло ползёт, уже и конь устал плуг тащить, а Иван разошёлся – не унять.
Тут как тут Жадина-говядина. По сторонам озирается, глазками стреляет. Ивана увидала и давай на ушко нашёптывать:
– Давай, Ванечка, давай миленький, ещё десять десятин и три десятины сверху, давай, пока силушка есть! Вон земли-то сколько, бери больше!
– Отвянь, жлобина, мне лишнее ни к чему, мне бы семью прокормить, да коня своего, и большего не надо! Жадность – всякому горю начало.
– Вот дурааак! – говорит Жадина-говядина, – не понимаешь ты счастья своего.
И пошла она к Федоту. Федот – тот любитель экономить на батраках, да не быть в дураках. Он как раз надумал батракам через раз платить.
Долго ли коротко ли, пашет Иван, а тут некстати мимо идёт Зависть Завидущая.
– Ох, какой красавчик! Ах, какие кулачищи! Ух, какой конь, мне бы такого… Привет, Ванька, всё пашешь? А Федот-то наш на лавке лежит, пузо на солнце греет, забот не знает… А ты пашешь как дурак!.. Не завидно?
– Иди отсель, – улыбается Иван, – злой плачет от зависти, а добрый от радости!
Аж почернела от злости Зависть Завидущая и пошла к Федоту. У Федота на чужое добро глаза разгораются. Его хлебом не корми – дай чужие барыши посчитать…
А Иван работает себе да и работает.
Идет по дороге Гнев Яростный, идет так, что пыль столбом летит, деревья трещат, птицы в стороны разлетаются. Такому – лучше на пути не попадаться.
– Эй ты, холоп, дубина неотёсанная, почему не приветствуешь меня?! Не уважаешь?
– Бог с тобой, Гневище, не будь злыднем, гневом и соломки не переломишь!
– Да я тебе сейчас хребет переломаю! – рычит Гнев Яростный, – выходи на дорогу, давай драться!
А Иван только улыбается в ответ. Стал раздуваться Гнев от злости, раздувался, раздувался и лопнул. Только клочья на деревьях повисли.
Покачал головой Иван и снова в пашню. А солнце уже к закату идёт, дело к вечеру.
Бредёт по дороге Похоть Распутная. В наряды развратные приодета, напомажена да накрашена, будто прынцесса заморская. Добра молодца увидала и давай глазки строить:
– Здравствуй соколик, здравствуй мой сладкий! Полно тебе спину надрывать, время и отдохнуть-расслабиться, любви страстной предаться!..
Иван пот вытер со лба, оглядел девицу и говорит:
– Хороша девка, да не люба ты мне, есть у меня друг сердечный – жёнушка родная – её люблю. Тот себя губит, кто чужую любит.
Скривилась-скукожилась Похоть, отвернулась презрительно и к Федотке пошла. Федот до чужих девок охоч, когда совсем невмочь.
Солнце за гору ушло, а Иван работу закончил. Стоит, пашню оглядывает, радуется – вон сколько наворотил!
Тут как тут из-за кустов Гордыня Спесивая, высокомерно на Ивана смотрит и снисходительно слово молвит:
– Молодец, Иван, герой! Выстоял, выдюжил, все испытания прошёл! Ты лучше всех! Ты и самый сильный, и самый красивый, и самый верный нет тебе равных! Никакие Федотки – не годятся в подмётки! Достоин ты большего в жизни!
Только рассмеялся Иван в ответ:
– Не подымай носу: спотыкнешься! Не моё это – чваниться. Гордым быть – глупым слыть!
Что с него взять – дурень же!