Жили два друга
Шрифт:
– Это почему же? Разве не из моих телес семнадцать осколков выпотрошили?
– Ты – это особая статья, – сказал Ветлугин подобревшим голосом. – Утром звонил сам маршал.
Твои фотопленки оказали фронту неоценимую услугу, и тысячи людей, готовящихся к наступлению, будут тебе благодарны. Маршал просил передать, что гордится тобой.
– Так и сказал? – растроганно спросил Николай.
– Так и сказал, – заверил Ветлугин.
– Спасибо… передайте ему, если будет возможность, большое спасибо. Я сделал все, что мог. И не моя вина, что благополучно не сумел возвратиться. Зениток там – сущий ад, командир. Теперь
Ветлугин неожиданно встал со стула, за ним поднялся и Белашвили.
– И еще маршал поручил мне… – Ветлугин извлек из кармана коробку в красном коленкоре. – За мужество и отвагу, проявленные при выполнении специального задания по разведке вражеской обороны. Указом Президиума Верховного Совета старший лейтенант Николай Прокофьевич Демин награждается орденом Боевого Красного Знамени. Получай, Николаша, свой третий по счету боевик, и давай я тебя расцелую.
– Спасибо, – сказал Демин. – Служу Советскому Союзу.
– И это еще не все, – остановил его Ветлугин. – Приказом командующего фронтом тебе присвоено очередное воинское звание: капитан. А теперь давай щеки.
Демина обдало запахом духов и спирта. Едва отошел Ветлугин, его кольнули усы Чичико Белашвили. И уже потом, не стыдясь посторонних, прильнула к нему Зарема. Однополчане присели на стулья, и опять наступила пауза. Демин, с восторгом рассматривавший сверкающий орден, отложил коробочку в сторону и тихо попросил:
– Товарищ командир, а нельзя ли меня назад, в полк? Я бы там тихо-тихо в санчасти долечился, все бы предписания медицинские выполнял. Я же в основном ничего… Если бы вы знали, как в полк хочется. Я-то прекрасно понимаю, что о летной работе рано пока говорить. Но вы могли бы меня держать оперативным дежурным, помощником руководителя полетами. Кем угодно, хоть писарем, лишь бы в полк. А?
Ветлугин и Чичико Белашвили печально переглянулись.
– Ты, что ли, начнешь? – спросил командир полка.
Чичико, волнуясь, достал платок, для чего-то вытер совершенно сухой лоб.
– Понимаешь, генацвале, как бы это сказать тебе получше. Ты мне давно, понимаешь, друг. После войны приезжай в Кахетию, будем с тобой вино пить, какое захочешь, песни петь, каких, кроме Грузии, нигде не услышишь. Какой там ты мне друг. Ты мне брат. И хоть я тебя иногда бранил, ты, генацвале, прекрасно знаешь, что это было любя и в наших общих интересах…
– Подожди, – беспощадно прервал поток его красноречия командир полка, – сейчас не время начинать с Людовика Четырнадцатого. Покороче надо. Ты, Демин, человек с завидной нервной системой, и я тебе сейчас сугубо по-мужски, напрямик. – Однако и он тревожно осмотрелся по сторонам, приподнял плечи от невольного вздоха. – Уж и не знаю, с чего начинать, Николай. Одним словом, завтра наш полк покидает насиженное гнездо и перебазируется южнее. Нам уже определена первая цель: отрезок автострады Берлин – Коттбус. Вес экипажи уже переводятся в готовность номер один и, когда мы вернемся, будут ожидать красной ракеты.
– А я? – жалобно протянул Демин.
Ветлугин положил ему на плечо руку.
– Прости меня, Коля. Прежде чем появиться у тебя, мы заходили к подполковнику Дранко. У тебя не все гладко, Коля.
Демин недоверчиво приподнялся в постели.
– Но ведь операция прошла успешно.
– В том смысле, что из тебя благополучно вынули семнадцать осколков. Хуже другое.
– Зрение?
– Ты угадал, Коля. Дранко считает, что спасти твое зрение может незамедлительная операция, но это не по его линии. Нужен опытный хирург-окулист. Драчко назвал три фамилии. Каждая на весь мир известна. Одно из этих светил в Москве, другое – в Одессе, третье – в северном городе с миллионным населением. Этот третий – однокашник самого Дранко. Вот ему подполковник и берется написать, чтобы тебя приняли чин по чину. – Ветлугин замолчал, посмотрел на собеседника.
– Дальше, – потребовал Николай, – бейте сразу, В прятки играть не привык.
– Кто же тебя собирается бить? Тебя, героя Великой Отечественной.
– А если без пафоса?
– Я считаю, что раньше, чем через пару месяцев, тебя не выпишут.
– И на Берлин мне летать не придется?
– Да, Николай.
– Так… – Он долго и напряженно молчал. Обветренные, обкусанные губы сжались. Он глотал подступивший, стиснувший дыхание комок и не мог проглотить. Он думал сейчас не о себе, а об этих людях, приехавших с боевого аэродрома, чтобы на всю жизнь с ним проститься. Мог ли он на них роптать? Он провел с ними долгие месяцы войны, делил опасности на земле и в воздухе. Он был связан с ними одной незримой нитью, и эта нить теперь обрывалась.
– Ты свое сделал, Коля, и сделал отлично, не хуже меня или вот его, Чичико Белашвили. Так, Чичико?
Грузин замотал лобастой головой.
– Слушай, какое может быть сомнение. Ва! Конечно, так.
– А на Берлин… на Берлин мы за тебя слетаем, Коля. И на стене рейхстага за тебя распишемся.
– Словом, все будет как у тебя в песне, – перебил Ветлугина Чичико и тихонько напел:
Отсюда до Берлина рукою нам подать, Скажите-ка, ребята, какая благодать!.. Мы Геринга повесим, Адольфа в плен возьмем, И на стене рейхстага Распишемся огнем.– Я эту песню перед первой штурмовкой Берлина всему летному составу прикажу исполнить, – тряхнул головой Ветлугин.
– Почему только летному, командир? – запротестовал Чичико. – И техническому прикажите.
Демин закрыл веко, потому что она все-таки пробилась, эта проклятая незапланированная слеза.
Ветлугин встал, с подчеркнутым вниманием посмотрел на часы. Ему теперь было легче договаривать все остальное.
– Зарема поедет с тобой. Ваши чемоданы мы оставили в холле. И еще один. Там всякие отрезы: и мужские, и женские. Кто его знает, если вдруг тебя уволят в запас, то на первых порах вам с ней будет не так уж легко. А с нашей помощью вы как-нибудь сумеете и обшиться и обуться:
– Вот еще! – забунтовал Демин. – Не буду я носить фрицевское. Да вы в уме?
– В уме, Коля, – мягко улыбнулся Ветлугин. – Мы тебе дарим не какие-нибудь обноски, а самое новенькое из запасов немецкой легкой промышленности, а она не самая последняя в Европе, ты это должен помнить еще по учебникам седьмого класса.
– И помню, – улыбнулся летчик. – От экономического потенциала никуда не уйдешь.
– Вот мы и попытались создать вам с Заремой небольшой экономический потенциал, – кивнул командир полка на чемодан.