Жилищный комплекс
Шрифт:
– Зачем нарушители используют религию и искусство для своей деятельности?
– В школе нам об этом не рассказывали, но я думаю, что в докомплексные времена религия и искусство обладали большим влиянием на сознание людей, поэтому террористы старались использовать их. При этом они извращали саму идею религии и искусства. Вливали эту подпорченную субстанцию в мозг человека, заражали его и втягивали в свои группировки.
– То, что вы назвали «большим влиянием на сознание людей» на самом деле – власть. Простая и обыденная власть, которой не нужны красивые формулировки. Извращать идею тоже не нужно, достаточно просто вытащить из нее нужный смысл,
– Я думаю, эта слабость и внушаемость – последствие отсутствия свободы, – я достаточно осмелела, чтобы свободно излагать свои мысли. – Несмотря на то, что людям принадлежала вся земля, они не были свободны в своих мыслях и чувствах. Их держали в узде посредством соцсетей, восьмичасового рабочего дня и вечной гонки за деньгами. Отсутствие свободы не давало им в нужной степени развиваться. Отсюда и все проблемы, которые загнали нас в комплексы – люди пытались удовлетворить свои растущие потребности, чтобы заглушить боль, и сами не заметили, как уничтожили природу и поставили свой мир на грань вымирания.
– В таком случае почему, как вы думаете, мы ограничиваем свободу людей, вводя комендантский час?
Я непроизвольно вздрогнула, вскинув голову, но быстро собралась и заставила себя взглянуть ему прямо в глаза:
– Нужно чем-то жертвовать для обеспечения безопасности, ведь именно под покровом темноты выходят наружу все самые сильные пороки человеческого сердца.
Силовик улыбнулся:
– У вас философский подход к работе. В ряды СУЖК попасть непросто. Скажите, почему Константин Костин пророчит вам такую опасную работу? Он чудом спас вас из пожара в детстве. Окажись я в такой ситуации, я бы оберегал вас как зеницу ока.
– Я не знаю мотивов Костина.
– Будь моя воля, я не стал бы брать вас в силовое управление.
– От чьей же воли зависит моя судьба? – резко спросила я, с вызовом глядя на него.
Силовик раздраженно сверкнул глазами:
– Впрочем, возможно, вы и сами через некоторое время поймете, что в нашей работе нет никакой романтики, – проигнорировал он мой вопрос. – Пока вы будете под моим началом – Костин просил, чтобы пока вас не распределяли в другой комплекс – а потом посмотрим, может быть, вы поймете, что работа в теплицах для вас более подходящая. Вы можете идти. Начало рабочего дня завтра в шесть утра. Сейчас вы можете загрузить пропуск и удостоверение на свой идентификатор в 315-м кабинете.
Я молча встала и поторопилась покинуть кабинет, но, когда я уже собиралась закрыть за собой дверь, силовик негромко окликнул меня:
– У вас есть аккаунт ВСети? – спросил он, когда я повернулась.
Я кивнула в ответ.
– Советую удалить. Вы будете под строгим надзором. Чем меньше о вас будут знать, тем лучше.
Вернувшись домой, я открыла свой аккаунт ВСети и с тоской посмотрела на страничку, которую тщательно заполняла с начальной школы, когда получила свой второй идентификатор и вместе с ним обзавелась правом вести аккаунт от своего имени. Он содержал историю моей жизни в фотографиях и видеозаписях. Я открыла статистику: пик моей активности ВСети приходился на период, когда мне было четырнадцать–семнадцать лет, потом немного снизился, но я все равно старалась освещать главные события своей жизни. На главном фото, например, стояла моя фотография со сдачи единого устного экзамена, а в ленте новостей красовались «тепличные» фотографии, которые я сделала во время практики.
Я открыла архив публикаций и перешла в самый неоднозначный период своей жизни – пятнадцатилетие. Посты в этот период представляли собой неумелые попытки выразить свои чувства, не выдав их объект. Самой популярной в тот период, судя по статистике ВСети, была моя фотография с невысохшими слезами на щеках, сделанная моей подругой Кристиной во время наших задушевных разговоров о парне, в которого я была влюблена тогда. «Грустно-прекрасная», «О чем грустишь», «Не грусти-все будет хорошо» – такие комментарии красовались под фотографией. Это было всего четыре года назад, а такое ощущение, будто прошла целая жизнь…
Я снова перешла на главную страницу. Чем может помешать аккаунт ВСети? Его же рекомендует к заполнению сам СУЖК! Нет, определенно, удалить аккаунт – то же самое, что убить электронную версию самой себя, отрезать часть своего тела.
Я вздохнула и решила пока не идти на крайние меры. Поправила прическу, сделала фото в деловом костюме и выложила с подписью «На берегу новой жизни», наблюдая, как на него тут же посыпались лайки и комментарии.
***
Идентификатор на руке завибрировал, свернул аккаунт ВСети, где я уже завязала переписку с новым подписчиком, и вывел на мини-экран лицо Костина.
– Саманта, детка, как все прошло?
– Я абсолютно забыла имя того силовика и все собеседование дрожала, что он спросит меня об этом или мне придется использовать обращение.
– Я так и думал, что ты меня не слушала утром, – проворчал дядя. – Твоя рассеянность – единственное, что может помешать тебе стать хорошим сотрудником СУЖК.
– Дядя, ты же знаешь, я стараюсь.
– Его зовут Кирилл Мамин.
– А?
– Саманта!
– Я шучу, я поняла, Кирилл Мамин.
– Умница. Сегодня вечером я зайду к вам, а завтра отправлюсь на пару месяцев в 75-й комплекс, меня ждет сложная работа.
– Что-то важное?
– В нашей с тобой работе, девочка, ничего не важного не бывает.
Я вытащила из уха беспроводной наушник. Моя модель идентификатора была довольно старой. Большинство людей уже перешли на наушники, которые внедряются прямо в ухо и извлекаются только хирургическим путем, но я следовала новомодному тогда молодежному направлению протестантства против всего новомодного. Мы приветствовали любые изобретения улучшающие жизнь людей, вроде новых лекарств, но были против излишеств. Поэтому если вы встретите в комплексах подростка или молодого человека с идентификатором-часами, то это, скорее всего, представители нашего движения – большинство молодежи уже перешли на идентификаторы-кольца – они более удобны в использовании и менее заметны.
Мою душу опутывала паутина сомнений – я не была уверена в выборе профессии и вообще плохо представляла, чем хотела бы заниматься. Подсознательно я понимала, что отчасти мой выбор сделал за меня Костин – с самого детства он рассказывал мне о своих приключениях и говорил, что я тоже могу увидеть другие комплексы. В строгой секретности он рассказывал мне о странной моде в 20-м комплексе, где девушки вдруг скопом начали носить кокошники, или о заброшенном 66-м комплексе, где по коридорам, навсегда покинутым людьми, гуляет ветер. Больше всего мне нравилось слушать о том, как команда Костина предотвращала террористические акты во всех существующих ЖК. Это работа сильных и храбрых, а я не была уверена, что являюсь таковой.