Жилищный комплекс
Шрифт:
Кирилл ходил по комнате взад-вперед:
– Поэтому я сказал тебе удалить аккаунт ВСети. Его информацией может воспользоваться нечестный на руку чиновник, чтобы шантажировать тебя. Повторяю еще раз: удали аккаунт, а иначе вылетишь отсюда, не успев сказать слово «СУЖК».
Я вылетела из кабинета Кирилла и тут же загрузила идентификатор.
– Вы уверены, что хотите удалить аккаунт Всети? Вся информация будет утеряна, – бесстрастно сообщила Анна.
– Да, – решительно оборвала все связи с прошлой жизнью я.
* * *
В бешеном ритме жизни я не заметила, как пролетели три месяца, и пришло
Это случилось ночью перед очередной тренировкой. Я спала так крепко, что не услышала, как за родителями приехал медицинский транспортер, чтобы увезти маму в больницу. Папа позвонил мне на идентификатор уже из палаты. Сон как рукой сняло, и я, наспех одевшись и напрочь забыв вызвать такси, вылетела в коридор. Я знала комплекс, как свои пять пальцев – пробежать прямо, повернуть налево, снова прямо, черт, лифты же по ночам не работают. Я остановилась, в растерянности оглядываясь по сторонам. В детстве я передвигалась по этажам с помощью пожарных лестниц, но сейчас они закрыты. Нужно попробовать открыть их своим идентификатором – может, мой личный код откроет лестничный пролет?
– Аня, открой мой электронный пропуск, – тихо сказала я, приблизив идентификатор к губам. На экране тут же появился штрих-код, который я затаив дыхание приблизила к лучам сканера. Сканер тут же отозвался красным сигналом – не получилось.
– Так-так, кто у нас ломится на лестницу, – знакомый голос за спиной заставил меня вздрогнуть. – Саманта, опять за старое?
– Что значит… неважно, Кирилл, моя мама в больнице, проведи меня на тридцать второй этаж, – он протянул ко мне руку, и я невольно отшатнулась. – Кирилл, пожалуйста, она так много значит для меня, я…
Но Кирилл, не обращая на меня никакого внимания, коснулся своим кольцом-идентификатором сканера лестницы, и дверь открылась.
– Спасибо, – выдохнула я.
– Подожди, боец, я с тобой. Макс, вызови дежурного, скажи, что я ушел на проверку по несогласованному заранее маршруту, код 5.35. Пусть вышлет тебе напарника из резерва. И – ни слова о произошедшем.
На лестничной клетке нашего комплекса я была впервые за много лет. Здесь ничего не изменилось – даже косметический ремонт не делали, лишь лампы горели более тускло.
– Почему ты не вызвала такси? – спросил Кирилл, когда мы начали подниматься.
Я встала, как вкопанная, во все глаза глядя на него.
– Точно же! Такси… Я спросонья даже не сообразила…
Кирилл ничего не ответил, лишь сдавленно хихикнул. Кровь бросилась мне в лицо. Пылая, я молча поднималась по лестнице, шагая через две ступеньки и мысленно ругая себя за несообразительность.
– Помню, около девяти лет назад, когда я был стажером, таким же, как ты, на этих лестницах начали находить убитых женщин и детей, – нарушил молчание Кирилл. – У каждого убийства одинаковый почерк: жертв находили неподвижно сидящими на ступеньке, как будто они просто присели отдохнуть. Виновных так и не нашли. Все обстоятельства дела засекретили, а лестницы закрыли. Теперь их используют квалифицированные силовики и только в крайних случаях.
– Я знаю эту историю. И она не совсем к месту, если ты, конечно, не хочешь отговорить меня идти здесь.
– Я просто хотел обратить твое внимание на то, что нарушаю правила, чтобы помочь тебе.
– Окей, я буду у тебя в долгу.
* * *
К маме нас, конечно, не пустили, и мы молча сидели рядом на жутко неудобной скамейке в холле больницы. Кирилл постоянно ерзал, что меня раздражало так же жутко, как была жутка эта скамейка:
– Кирилл, ты не мог бы сидеть спокойно? Как будто твоя мама рожает, а не моя.
– Извини. Наверное, срабатывает память крови – мужчинам на генетическом уровне тяжело находиться в родильном отделении. Так почему ты переживаешь? При наших технологиях смертность во время родов находится почти на нуле.
– Мама уже однажды потеряла ребенка. У нее случился выкидыш… из-за меня.
– Из-за тебя?
– Мы можем об этом не говорить? Я бы хотела отвлечься. Может быть, ты расскажешь мне о чем-нибудь? Только не о работе, она мне осточертела уже. Расскажи о хоккее.
– Кхм, ну, в хоккей меня привела мама – она считала, что он сможет сделать из меня настоящего мужчину. Но хоккейная форма, как ты понимаешь, не является жизненно важным материалом, поэтому ее не выдают бесплатно, как еду, лекарства или электричество. За все излишества нужно платить. Семья у нас была бедная, мы жили тогда на одиннадцатом этаже. Жуткое было времечко. Чтобы оплатить мою форму и занятие, родители вкалывали дни и ночи подряд без выходных. Каждый на трех работах. Я тоже старался подрабатывать – был на подхвате в теплицах по вечерам после школы. И все равно в итоге нам хватило на самую дешевую форму даже без стандартных аппаратов измерения общего состояния организма.
– Такие еще существуют?
– Она была древнее меня раза в три, клянусь тебе. В общем, среди мажоров с верхних этажей, всех этих сыновей силовиков с особым уровнем доступа, сотрудников директората, начальников теплиц, я был отщепенцем, изгоем. Надо мной издевались и насмехались, особенно старался Андрей Ростов – да, тот самый. Но я занимался любимым делом, и скоро мои успехи заметил Костин. Он вызвал меня в тот день, когда я уже готов был бросить все из-за насмешек «друзей». Костин сказал, что ему нравится мое упорство, и он готов оплатить мне нормальную современную форму. Это был лучший день моей жизни.
– Костин оплатил тебе форму? – я удивленно смотрела на него. Мне и в голову не могли прийти, что Мамина связывает с Костиным что-то кроме рабочих отношений.
– Не ты одна должна Костину всем, что имеешь, – Кирилл грустно улыбнулся и потер запястья. – Через пару лет я на хоккее сломал оба запястья сразу – неудачно влетел в борт. Ну как, меня туда впечатали свои же.
– Ростов?
– Ну да. Логичнее было бы его назвать Курагиным, а?
– Ого, не знала, что ты еще и начитанный, – присвистнула я.
– Смотрел сериал производства «КиноЖКа», – ухмыльнулся Кирилл.
– И что было потом, ну, после твоих запястий?
– Восстанавливался почти год. Знаешь, как тяжело, когда ты сам даже в туалет не можешь сходить? Ужас, зачем я тебе это рассказываю? В общем, много чего пришлось нашей семье пережить в тот год, но к хоккею я все равно вернулся. И знаешь что? Я так впечатал Андрюху, этого маминого сынка, в борт на первой же тренировке, что он в хлам разбил лицо. Его холеная нежная мордашка на несколько лет была подпорчена горбинкой на носу и шрамом через пол лица.