Жить во имя любви, любить во имя жизни!
Шрифт:
– Тебе не за что извиняться, все будет хорошо! – проговорив это, Сережка склонился и поцеловал Вику. Не потому, что она его попросила. Ему самому так захотелось.
Жар прокатился по всему телу и спустился в низ живота. Так ее еще никто не целовал, такие страстные поцелуи она только в кино и видела. Ей, как и всем обычным девушкам, хотелось, чтобы ее тоже целовали - страстно, нежно, жарко. Наверное, Ванька действительно правду говорил, что не любит ее, а она, дурочка, не хотела в это верить. Сейчас Вика сравнивала себя со спящей царевной, которую принц поцеловал и она проснулась. Сережка словно разбудил ее своим поцелуем ото сна, из которого она сама была не в состоянии выбраться.
Наконец, эмоции улеглись, но Вика все не могла поверить, что это именно с ней происходит.
– Где же ты так долго был? – прижимаясь к его руке щекой, чуть слышно спросила она.
– Жил на севере с белыми мишками, – шутя, ответил Сережка. Как бы странно это ни казалось, но так спокойно и хорошо ему уже давно не было.
Они шли домой самой длинной дорогой, и каждый из них хотел, чтобы эта дорога не заканчивалась.
Дома их встретили все те же лица. Ванька уже вовсю зажимался со Светкой, так что ему было до фонаря, что творится у Вики на душе: они же расстались. Вике же казалось, что где-то внутри сорвало кран, и теперь слезы текли беспрестанно, а Сергей их вытирал. На этот раз Вика плакала вообще не из-за Ивана, а из-за Олежки, братишки, который служил в армии. «Если был бы он дома, то точно Ваньке морду бы набил!» – подумала она и вспомнила тот самый день, когда брата провожали в армию. Второй раз, потому что первый либо оказался комом, либо Олежке повезло. Вот смеху-то было: мать ему такие проводы отгрохала, слезы неделю лила, а он взял и вернулся. Сказал, что был перебор и теперь только осенью заберут. Как Олежка и говорил, осенью пришла повестка. Мать снова накрыла стол. В этот раз собрались все близкие, выпили и разошлись. Но Олежку это не устроило: он последние деньки на гражданке, так что оторваться надо по полной программе, а куда без любимой сестренки? Вот и подались они во все тяжкие: поперлись домой к тете Тамаре, там хоть на голове стой, никто и слова не скажет. Стопка за стопкой, стали вспоминаться прежние обиды. Вот уже и Вика плачет, но не потому, что брат в армию уходит. За ним она завтра поплачет, а сейчас ей обидно, что любимого с ней рядом нет. Что он в очередной раз от нее отказался. И на этот раз, видимо, всерьез: уже полтора месяца не видятся и все из-за того, что она захотела самостоятельно жить. Ну, надоело ей это общежитие, надоело! Крик, шум, гам! Ни умыться, ни подмыться, а самое главное, хоть десять раз на день убирай, толку никакого! Да еще из-за какого-то Харченко, сожителя свекрови, голодом сидеть? Надоело!
На тот момент Вика именно так считала. Собрав свои вещи, она ушла к матери в надежде, что уже завтра Иван придет и предложит ей снять квартиру. К сожалению, этого не случилось. Баба с возу – кобыле легче! Вот так и закончился их первый, горький опыт совместной жизни, о чем Вика иногда очень жалела, над чем в тот вечер и плакала. Ну, а Олежке под градусом море по колено: решил за все сеструхины слезы Ваньке морду набить. Вот только силы свои не рассчитал - ноженьки пьяненьки не донесли.
– Как же я за ним соскучилась, – еле сдерживая слезы, проговорила Вика. – Был бы он дома…
– Не переживай, скоро придет, – улыбнулась Екатерина и снова присосалась к кружке с водой. – Ох, как хорошо водичка пьется! Хочешь?
Вика мотнула головой.
– Вик, ну хватит, а? Понимаю, неприятно, но не смертельно. Знаешь же поговорку: «Что ни делается, все к лучшему»?
– Знаю. Мне надо было расстаться с ним еще тогда, когда его мамаша повезла меня на аборт, – снова вспоминая весь кошмар, который ей пришлось пережить, Вика шмыгнула носом. – Это надо же такое сказать, что я затащила Ваньку на себя! Герокакила нашли!
– Это кто такое сказал?
– Тетя Роза, маманя его.
– Та может, – Катерина грустно улыбнулась. – Как ты вообще с ним снюхалась? Я помню, он как-то приезжал к нам в гости, а ты от него шарахалась.
…Правду говорят: «Любовь зла – полюбишь и козла!». Но тогда еще Вика не знала, что Ванька козел и полюбила она его не сразу. После их первой встречи около года прошло, прежде чем они снова увиделись. Как-то странно все получилось: Ванькина двоюродная
Благодаря Иннеске они с Ванькой встречались почти каждый день, а потом и вовсе Вика перебралась к Инке: вдвоем легче лямку тянуть. Да, ее никто не заставлял, жила бы дома, там всегда было что поесть. Но разве же в еде счастье? Лучше она будет есть два раза в день, зато будет себя чувствовать полноценным человеком. А Иннеска ее именно так и воспринимала. Да и не только она, но и все Викины знакомые, кроме матери. Мать же к ней относилась как к цветку или к животному: накормлена, чистая, ухоженная. Что еще нужно ее дочери? Только Вике не хотелось мириться с этим! Она такая же, как все! Ну и что, что она на коляске? Такое может с каждым случиться, и что, прятаться теперь в четырех стенах? Она не из той породы, которая сама себя съест своей же жалостью. Вот других она пожалеть может, может даже посочувствовать им. У Иннески все было при себе: ноги, руки да и красотой ее бог не обидел. Копна черных густых волос, большие карие глаза, губы, словно спелые вишни, на щечках ямочки. Грех в такую не влюбиться. Вот именно, что грех.
От поклонников отбоя не было: сегодня один, завтра – другой. А вот счастье… Со счастьем был напряг. Да так, наверно, у всех детей из неблагополучных семей сплошь и рядом такое встречается.
Викину семью тоже нельзя было назвать благополучной. Хоть и мать не пьет, а толку?
Вика тяжело вздохнула, сглотнула противный комок, который то и дело подбирался к горлу и посмотрела на Катерину, которая, несмотря ни на что, сладко посапывала в две дырочки. Вот бы ей так! Но опять перед глазами всплывает очередная картинка.
…Да, какой же дурочкой она тогда была! Ей надо было бежать из дома и чем дальше, тем лучше, а она? Она была очень напугана! Еще бы! Не каждый же день тебе приходиться понимать, что ты беременна. Вика поняла это после двухнедельной задержки. Ей в тот момент показалось, что мир перевернулся с ног на голову. Девушка понимала, что у нее в животе маленькое и в тоже время самое большое сокровище мира, которое уже она любила больше жизни. Только вот полюбит ли его мама? На протяжении двух недель ее мучил один и тот же вопрос, и с каждым днем ей становилось все страшнее и страшнее об этом думать. Но и не думать она не могла. Рано или поздно все равно ей придется обо всем рассказать матери, и вот тогда одному богу известно, что их с малышом ждет.
Однажды Вика поняла, что так больше продолжаться не может! «Убьет – так убьет!» – подумала она, глядя на мать, которая готовила обед. На глаза навернулись слезы, все было решено. Она скажет матери здесь и сейчас, и будь, что будет!
– Мам, у меня будет ребенок.
Светлана посмотрела на дочь непонимающим взглядом.
– У меня будет ребенок, – дрожащим голосом повторила Вика.
– Ты что! Ты что такое говоришь?! – истерично выкрикнула Светлана и врезала дочери пощечину. – Я тебя сейчас убью! Ах ты, сучка такая, дошлялась? И что я с тобою теперь делать буду?! – женщина принялась охаживать дочь полотенцем, но Вика не чувствовала физической боли. Намного больнее ее ранили материнские слова, которые, словно помои, лились из ее рта. – Кто тебя обрюхатил?! Кто?!