Житейские воззрения кота Мурра. Повести и рассказы

Гофман Эрнст Теодор Амадей

Я.Ах, дорогой кузен, дай-ка я поскорее расскажу тебе, как задел меня на днях своей мерзкой шуткой один такой остроумец из народа. Иду я у Бранденбургских ворот, а меня преследуют шарлоттенбургские извозчики, предлагая сесть. Один из них, мальчишка лет шестнадцати — семнадцати, не старше, дошел до такой наглости, что схватил меня за руку своей грязной пятерней. «Что это — за руки хватать!» — напустился я на него. «А в чем дело, сударь, — ответил мальчишка совершенно хладнокровно, вытаращив на меня глаза, — почему бы мне и не хватать вас? А может, вы нечестный человек?»

Кузен.Ха-ха! Это действительно шутка, но она — плод глубочайшего падения нравов, порождение вонючей ямы. Шутки берлинских зеленщиц и других торговок славились на весь мир, и им даже делали честь,

называя их шекспировскими, хотя при ближайшем рассмотрении вся их сила и оригинальность сводились главным образом к бесстыдной дерзости, с которой даже и самая гнусная грязь преподносилась в виде пикантного блюда. Раньше рынок был ареной ссор, драк, обмана, воровства, и ни одна порядочная женщина не решалась сама делать покупки, потому что могла подвергнуться там страшным оскорблениям. Мало того что торговцы ополчались друг на друга и на весь свет, находились люди, которые открыто шли на то, чтобы сеять беспокойство и при этом ловить рыбу в мутной воде, как поступал, например, весь этот сброд, навербованный со всех концов земли, пополнявший тогда наши войска. А теперь, дорогой кузен, посмотри — рынок являет отрадную картину довольства и мирного благонравия. Я знаю, восторженные ригористы, сверхпатриотические аскеты злобно ратуют против этого внешнего лоска, считая, что, по мере того как сглаживаются нравы народа, сглаживается и исчезает все чисто народное. Я же искренне и твердо убежден, что народ, встречающий и соотечественника и чужестранца не грубостью или презрительной насмешкой, а вежливым обхождением, не может из-за этого утратить свой национальный характер. А если бы в доказательство моего утверждения я привел слишком яркий пример, мне бы немало досталось от этих ригористов.

Все слабее становилась толчея, все более пусто делалось на рынке. Торговки овощами нагрузили свои корзины на подъехавшие повозки, другие потащили их сами, телеги с мукой отбыли, цветочницы водрузили оставшиеся у них цветы на тачки. Деятельней становилась полиция, которая всюду поддерживала порядок, в особенности же следила за цепью возов. Порядок и не нарушался бы, если бы время от времени какому-нибудь своенравному крестьянскому парню не приходило в голову открыть на рыночной площади собственный Берингов пролив и направить по нему свой отважный бег, наезжая на ларьки с овощами и прокладывая себе путь прямо к дверям лютеранской церкви. Поднимался крик, и не в меру изобретательному вознице доставалось по заслугам.

— Этот рынок, — молвил кузен, — и теперь являет правдивую картину вечно изменчивой жизни. Суетливая деятельность, потребность минуты заставили людей столпиться вместе; проходит несколько мгновений — и все опустело. Голоса, сливавшиеся в нестройный гул, замолкли, и каждое покинутое место бесконечно красноречиво вещает нам страшные слова: «Так было!»

Пробило час; угрюмый инвалид вошел в кабинет и, скривив лицо, заявил, что довольно хозяину сидеть у окна и пора ему наконец поесть — иначе поданные кушанья остынут.

— Значит, у тебя, дорогой кузен, есть все-таки аппетит? — спросил я его.

— О да, — ответил он с грустной улыбкой, — ты сейчас увидишь.

Инвалид вкатил кресло в соседнюю комнату. Поданы же были вот какие кушанья: мясная кашица, наложенная в небольшую суповую тарелку, яйцо всмятку, поставленное прямо в соль, и полбулочки.

— Малейший лишний кусочек, — тихо и грустно говорил кузен, пожимая мне руку, — малейший кусочек самого лучшего мяса причиняет мне страшнейшие боли, отнимает у меня всю бодрость и гасит последнюю искорку веселья, которая все еще нет-нет да и вспыхивает.

Я указал на листок, прикрепленный к ширме, обнял кузена, крепко прижал его к своей груди.

— Да, брат мой, — воскликнул он голосом, который проникал в самую душу и наполнял ее нестерпимой печалью, — да, брат, — et si male nunc, non olim sic erit!

Бедный брат!

Примечания

Первое произведение Э.-Т.-А. Гофмана, появившееся в печати, — «Письмо некоего монаха к другу в столице» («Schreiben ernes Klostergeistlichen an seinen Freund in der Hauptstadt») — рассуждение о постановке на сцене трагедии Шиллера «Мессинская невеста» и о возможностях использования в современной драме античного хора — было помещено в газете «Свободомыслящий» («Der Freim"utige»), № 144, от 9 сентября 1803 года, и подписано инициалами G. D. (Giuseppo Dori — псевдоним Гофмана). Однако только публикация первого сборника рассказов — «Фантазии в манере Калло», 1815 год, созданных за период с 1808 по 1815 годы, принесла Гофману широкую писательскую известность. Произведения Гофмана выдержали при жизни автора множество изданий, но первое собрание сочинений писателя вышло в свет лишь в 1825 году, то есть уже после его смерти (Е. Т. A Hoffmann, Gesammelte Werke in 9 B"anden, Wien, 1825).

Из многочисленных собраний сочинений Гофмана, выпущенных впоследствии, выделяются научно-критические издания под редакцией Карла Георга фон Маассен (Hoffmanns S"amtliche Werke, M"unchen, 1908–1928) и Георга Эллингера (Е. Т. A. Hoffmanns Werke in f"unfzhen Teilen, 1927).

Основой для настоящего издания послужило Собрание сочинений Гофмана, выпущенное в Берлине в 1958 году (Е. Т. A. Hoffmann, Poetische Werke in sechs Ba"anden).

Автопортрет Э.-Т.-А. Гофмана, помещенный в настоящей книге, относится примерно к 1810 году. Был опубликован в журнале «Феникс» («Ph"onix»), Франкфурт-на-Майне, в 1835 году.

В России творчество Э.-Т.-А. Гофмана известно без малого полтораста лет. Первые анонимные переводы его произведений на русский язык появились в 20-е годы XIX века. В 1822 году был переведен рассказ «Девица Скудери». В журнале Н. А. Полевого «Московский телеграф» в 1831 году были напечатаны переводы отдельных глав из «Золотого горшка» и «Черты из жизни Кота Мурра…». Журнал «Московский вестник, (1827, ч. 5) поместил перевод рассказа «Магнетизер» под названием «Что пена в вине, то сны в голове», часть которого принадлежит поэту Д. Веневитинову. В 30-е годы число переводов произведений Гофмана значительно возросло. В 1830 году в «Вестнике Европы» был опубликован рассказ «Советник Креспель» под названием «Кремонская скрипка», а в «Литературной газете» Дельвига — рассказ «Пустой дом». В 1836 году вышло в свет отдельное издание сборника «Серапионовы братья». В журнале Белинского «Московский наблюдатель» в 1838 году появляются «Крейслериана» и «Дон-Жуан» в переводе В. Боткина и рассказ «Мастер Иоганнес Вахт», а в 1839 году — «Золотой горшок». В 1840 году Н. Кетчер, по предложению Белинского, переводит для «Отечественных записок» «Повелителя блох» и «Крошку Цахес» (эта сказка была запрещена цензурой и появилась в печати лишь в 1844 г.). В 1840 году вышел в отдельном издании роман «Кот Мурр» в переводе Кетчера. В 1873–1874 годах начинает выходить первое собрание сочинений Гофмана под редакцией Н. В. Гербеля и А. М. Соколовского (были изданы только 4 тома «Серапионовых братьев»). В 1893 году К. Д. Бальмонт, а в 1894 году М. А. Бекетова переводят «Житейские воззрения кота Мурра», а в 1896–1899 годах выходит в свет наиболее полное собрание сочинений Гофмана на русском языке (8 томов) под редакцией Ф. И. Булгакова и С. С. Трубачева, в издании Пантелеева.

После Октябрьской революции Гофман издавался неоднократно. В 1922 году были изданы «Музыкальные новеллы» в переводе П. Морозова (под ред. Е. М. Браудо). В 1923 году в серии «Всемирная литература» вышел первый том Избранных сочинений Гофмана (1-я часть «Фантазий в манере Калло»). В 1929–1930 годах московское издательство «Недра» выпустило Собрание сочинений Гофмана в семи томах (под ред. П. С. Когана). В том же (1929) году появилась повесть «Повелитель блох» в переводе М. Петровского. В 1936 году выходят новые переводы новелл Гофмана («Новеллы» в переводах А. Федорова и др.). В 1962 году Государственное издательство художественной литературы выпустило «Избранные произведения в трех томах» Э.-Т.-А. Гофмана.

Житейские воззрения кота Мурра

Роман «Житейские воззрения кота Мурра вкупе с фрагментами биографии капельмейстера Иоганнеса Крейслера, случайно уцелевшими в макулатурных листах» («Lebensansichten des Katers Murr nebst fragmeatarischer Biographie des Kapellmeisters Johannes Kreisler in zuf"alligen Makulaturbl"attern»; том 1 вышел в издательстве Фердинанда Дюмлера в Берлине в 1820 г., том 2 — в начале 1822 г.) — последний, неоконченный роман Гофмана, в котором получили наиболее полное выражение основные идейные и художественные особенности творчества писателя.