Жития святых на русском языке, изложенные по руководству Четьих-Миней святого Димитрия Ростовского. Книга восьмая. Апрель

Ростовский Святитель Дмитрий

– Царь! Если вопрос, для которого ты призвал нас, – разсмотрение о правой вере, – вопрос церковный, то подобает обсуждать его, по обычаю, в святой церкви, а не в царской палате.

Царь возразил:

– Но и я сын церкви и выслушаю вас как посредник и примиритель, чтобы, сообразив доводы обеих сторон, узнать самую истину.

На это отвечал ему святой Михаил, епископ синадский:

– Если ты посредник и примиритель, то почему делаешь не то, что подобает посреднику и примирителю? Собираешь противящихся учению Церкви, держишь в своей палате, даешь им смелость безбоязненно всех поучать, чтобы держались злочестивых догматов! А православные, страшась твоих грозных запрещений, даже в углах не смеют говорить что-либо в защиту православия. Это знак не посредничества и примирение, а гонения и мучительства.

– Я со своей стороны, – отвечал царь, – рассуждаю, как сказал, одинаково с вами;

но так как до меня дошло, что есть сомнение относительно почитания икон, то мне подобает это не замалчивать, но стараться узнать истину. Какая же причина тому, что вы не хотите беседовать с противниками вашими? Очевидно та, что вы невежды и не имеете тех свидетельств из Божественного Писания, которыми могли бы защищать ваше мудрование.

Тогда святой Феофилакт, епископ Никомидийский, сказал:

– Христос, икону Которого ты имеешь сейчас пред глазами, свидетель, что мы имеем бесчисленные доказательства нашей православной веры, утверждающие благочестивое почитание святых икон; но никто не слушает нас, и трудно нам иметь какой-либо успех в борьбе с державною рукою, с силою налагающею на нас запрещение.

Потом к царю обратился святой Петр, епископ никейский:

– Как приглашаешь ты нас иметь прение с теми, кому помогаешь и с которыми вместе сам нападаешь на нас? Или неизвестно тебе, что если бы даже манихеев⁴¹ ты ввел сюда и захотел бы им помогать, то и они под твоей защитой легко одержали бы над нами верх.

Еще более смелую речь произнес святой Евфимий, епископ сардийский.

– Слушай, царь! Уже более восьмисот лет, как Христос Господь наш, сошедший на землю, всюду в церквах изображается иконописанием и почитается в Своем образе. Кто же настолько горделив, что дерзнет изменить или отменить предание, столько лет хранимое в церквах и чрез святых Апостолов, мучеников и боговдохновенных отцов дошедшее до нашего времени? Апостол говорит: «Итак, братия, стойте и держите предания, которым вы научены или словом или посланием нашим» (2Фес.2:15). И еще: «если бы даже мы или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема» (Гал.1:8). Поэтому и был собран, в благочестивое царствование Ирины и Константина, вселенский собор против первых еретиков-иконоборцев, и Сам Сын Божий перстом Своим отметил тот собор; кто дерзнет что-либо из постановлении того собора нарушить или уничтожить, да будет проклят.

Хотя слова эти и возбудили в царе страшный гнев, однако, он слушал терпеливо, лицемерно притворяясь кротким. Дерзнул безбоязненно говорить и святой Феодор, ревностный церковный учитель, игумен Студийского монастыря:

– Царь! не разрушай устроенного ко благу чина церковного. Говорит святой Апостол Павел: Бог дал в церкви «И Он поставил одних Апостолами, других пророками, иных Евангелистами, иных пастырями и учителями, к совершению святых» (Ефес. 4:11–12), царей же не прибавил сюда Апостол. Тебе, царь, поручено править мирскими делами, государством и воинскими силами, о них и заботься, а церковное управление, по учению Апостольскому, оставь пастырям и учителям. Если же не сделаешь так, то знай, что если бы даже Ангел с неба принес учение, противное нашей правой вере, то мы не послушаем его, а тем более тебя, бренного человека.

Тогда царь весьма разгневался и, сочтя слова святых отцов за хулу и оскорбление себе, обнаружил внутреннюю ярость, которую доселе скрывал под притворною кротостью. С бесчестием и оскорблениями удалив из палаты весь освященный собор, он несправедливо сверг затем с престола праведного пастыря, святейшего патриарха Никифора, также поступил и с прочими православными архиереями, и всех разослал на заточение в различные страны и места, равно и преподобного Феодора Студита. На патриарший цареградский престол возвел он одного из советников своих, мирянина Феодота, прозванием Касситера, верою еретика, человека греховной жизни, который как бы для исцеления недуга своего (он говорил, что болен желудком), а на самом деле ради греха держал у себя некую рабыню, занимавшуюся врачебным искусством. Также и на других престолах царь посадил, по изгнании православных, своих зловерных лжеепископов и выбросил святые иконы из святых церквей. И началось вновь на православных такое же гонение за почитание икон, какое было раньше при Льве Исаврянине и сыне его Копрониме.

Царь-еретик, Лев армянин, и единомысленный ему лжепатриарх Феодот созвали в Царьграде свое беззаконное сборище и, сами находясь под клятвой, прокляли православных, божественных и благословенных святых отцов, несогласных же с этим неправедным сборищем предавали разным мукам и смерти. Когда еретическое сборище окончилось, царь призвал к себе игуменов из главнейших монастырей,

и в числе их божественного отца нашего Никиту, о котором мы повествуем. Сначала льстивыми речами он склонял их к своему зловерию, а потом, видя, что они не покоряются его воле, заключил их в различные темницы, каждого отдельно, и думал: как дальше с ними поступить?

И находился преподобный Никита много дней в смрадной темнице. Уже самое это смрадное темничное заключение было для святого немалым мучением; кроме того, каждый день приходили к нему разные люди бесчинные и бесстыдные нравом и словом, недостойные даже имени человеческого. Хульными и срамными словами они бесчестили и укоряли святого старца и причиняли ему великие обиды. Эти люди нарочно были подосланы еретиками; среди них самым злым был один по имени Николай: он особенно печалил преподобного, оскорбляя его безумными и сквернословными речами, пока ему не явился во сне, давно умерший отец его, сказав: «оставь раба Божия». С того времени Николай перестал суесловить, и не только сам не докучал святому, но и другим не позволял докучать. Много дней провел преподобный в темничных страданиях; потом царь повелел отвести его на заточение в страну восточную, в город Масалеон. Была лютая зима, и много бед перенес старец в своих худых одеждах от мороза, снега и ветра. Притом и приставник, ведший его в изгнание, оказался жестоким, лишенным всякого сострадания, человеком: он изнурял старца во время путешествия, заставляя его спешить, чтобы в короткий срок пройти очень долгий путь.

Так же поступил царь и с прочими честными игуменами, каждого отдельно послав в изгнание. Потом, размыслив в себе, что, держа в заточении тех, кто выше всякой скорби, он не только не достигнет успеха, но даже побудит их еще с большим усердием держаться своего учение, – царь непостоянный умом, переменил свое намерение. Едва пять дней прожил преподобный Никита в Масалеоне изгнанником, как царь повелел его, а также и прочих игуменов, немедленно возвратить в Византию. Обратный путь был совершен еще скорее первоначального, так что святой от быстрого путешествия и от великой стужи едва остался жив. Когда все игумены были приведены в Византию, царь повелел оставить их под присмотром, пока не решит, каким способом привлечь их к единомыслию с собою. Прошла зима, святая великая четыредесятница и пресветлый праздник святой Пасхи; тогда царь отдал узников вышеупомянутому Иоанну Грамматику, точно диавольскими устами учившему красноречию, чтобы он мучил их, как хочет. Затворив в различных темницах каждого отдельно, он мучил их не меньше, чем язычники святых. Темницы были тесны, мрачны, смрадны и причиняли тяжкие страдание заключенным, не имевшим никаких удобств, даже постелей. Через малое оконце подавали им, как псам, нечистый и гнилой хлеб, лишь по восьми золотников на день, чтобы только не умерли они от голода, и мутную, зловонную воду. Содержа отцов в такой нужде, мучитель Иоанн думал победить их или принудить к согласию с собою или уморить. Еще к большей печали преподобного Никиты, злобный Иоанн захватил его бывшего ученика, только что достигшего юных лет, именем Феоктиста; он также заключил его в тяжкой темнице, мучил голодом и жаждой. Еретики, видя, что отцы готовы скорее умереть, чем отступить от своего правоверия, измыслили против них такую хитрость. Они сказали:

– Ничего иного мы от вас не требуем, кроме того, чтобы вы приобщились только один раз в церкви с патриархом Феодотом Святых Таин; более ничего делать не будете, и пойдете свободно каждый в свой монастырь, со своей верою и мудрованием.

Введенные в заблуждение этим лукавством еретиков, отцы до некоторой степени склонились на их желание. Потом, убедившись в обмане, они вполне раскаялись и возвратились на благой путь. После того как каждого из них выпустили из особого темничного затвора и заключения, они пришли к преподобному отцу Никите и начали убеждать и молить его, чтобы он согласился вступить в общение с Феодотом и вышел из темницы. Святой Никита не соглашался оставить темничное заключение, переносимое им для Христа, и отнюдь не желал исполнять просьбу отцов; но отцы настояли, говоря:

– Невозможно нам выйти отсюда, а тебя оставить здесь: небольшого дела от нас требуют – только причаститься вместе с Феодотом; вера наша в нас останется. По рассуждению, в настоящих тяжелых обстоятельствах лучше разрешить себе малое, чем погубить всё.

Так они долго и докучливо настаивали и принуждали Никиту; преподобный, не из желания избежать страданий и не из боязни мук, но по прилежным мольбам отцов и почитая седины их, склонился помимо воли своей к их увещанием и вышел. Ему предстояли жизнь и смерть; и хотя он охотнее избрал бы смерть за православие, чем жизнь, однако, не ослушался в то время честной дружины, правая вера и добродетельная жизнь которой были ему известны.