Живая древняя Русь. Книга для учащихся
Шрифт:
Ермолин был влюблен в возвышенное и утонченное искусство владимиро-суздальской земли. Выполняя поручения великого князя, он перекладывал обветшалые камни знаменитого Георгиевского собора в Юрьеве-Польском, украшенного резными изображениями. Владимирская каменная скульптура произвела на Ермолина неизгладимое впечатление. Постоянно работая в Московском Кремле, Ермолин не только перестраивал стены и ворота, но и украшал их каменными рельефами. Так, с внутренней стороны Фроловской (позднее — Спасской) башни были поставлены большие каменные изображения Георгия Победоносца и Дмитрия Солунского, — это было своеобразное напоминание о Дмитрии Донском, или, как мы бы теперь сказали, памятник победителю на Куликовом поле.
Москва становится настолько богатой, что приглашает к себе — таков был средневековый обычай — звезд первой величины: итальянских архитекторов и греческих живописцев. Итальянские зодчие внесли много ценного в московское зодчество, хотя и не создали отдельной художественной школы. Бережно подходя к русским национальным
При Иване III и сложился окончательно привычный нам краснокирпичный кремлевский треугольник, занявший площадь около тридцати гектаров, т. е. такую, как и ныне. Ремесленники тогда уже научились делать кирпич, который был прочнее и надежнее природного белого камня.
А. М. Васнецов. Московский Кремль при Иване III.
Мощью кремлевских стен восхищались другие русские города, по московскому примеру они стали возводить крепости из кирпича, да и в архитектуре часто стремились подражать стольному граду. Величественны и несомненно прекрасны были крепости в Нижнем Новгороде, Туле, Смоленске, но с Москвою они тягаться, конечно, не могли. Современный москвич, взглянув на Кремль конца пятнадцатого столетия, не сразу бы узнал привычные стены, связанные так неразрывно с окружающей местностью, с ее холмами и низинами. Не было теперешних нарядных шатров на башнях — они выглядели более сурово и воинственно, на их вершинах находились боевые площадки, прикрытые деревянными навесами.
Вокруг Кремля, на живописных семи холмах (летописцы любили вспоминать о том, что «вечный город» Рим также был «семихолмным»), вразброс, нараспашку, на широком пространстве — жалеть земли не приходилось! — выросли ремесленные и торговые посады, многочисленные мастерские, богатые боярские и купеческие усадьбы, необычайно живописные, утопавшие в зелени. Существовали водоотводные сооружения и мостовые. На месте дорог, ведущих в другие города, постепенно сложились радиальные магистрали — улицы, сходившиеся в Кремле.
Н. К. Рерих. Нижний Новгород. Кремлевская стена.
Для защиты населения от набегов были построены высокие стены Китай-города длиной более двух с половиной километров; затем основательно укрепили еще более обширный Белый город, а всю эту территорию опоясывал нескончаемый земельный город. Строительство велось под руководством «хитрецов», снискавших славу умелых градодельцев. Зубчатая кремлевская стена, грандиозные фортификационные сооружения Китай-города и Белого города придали Москве величественный облик, заметно и неоспоримо выделявший ее из числа других городов. В названиях нынешних московских улиц мы улавливаем отголоски далекого прошлого: Земляной вал, Крымский вал, Валовая улица и т. д. Окруженный тремя стенами, Кремль, по выражению одного из иностранцев, являл сердце великого города.
Вот, например, какое впечатление произвела Москва на константинопольского патриарха Иеремию II, посетившего ее в восьмидесятых годах шестнадцатого века: «Это был не город, а скорее громадный, раскинувшийся вплоть до самых пределов горизонта, монастырь. Глаз разбегался, желая пересчитать колокольни и вызолоченные, посеребренные или лазурные, звездами испещренные, главы церквей, поднимающиеся к небу. На каждой из бесчисленных церквей сверкали пять металлических куполов. Между церквами виднелось
После Смуты, когда в Московском государстве воцарилось, пусть и весьма относительное, спокойствие, наступила пора нарядной полихромной архитектуры — веселой, сияющей, праздничной. Московский стиль — в зодчестве, живописи, литературе — уверенно становится общерусским, что, конечно, не исключало существования областных, во многом самостоятельных гнезд. Примечательно, что к этому времени «строенья в каменной Москве» Кремль, его многочисленные терема, площади, стены, башни, храмы обрастают легендами, былями, преданиями, входят в фольклор и письменную литературу.
Благовещенский собор в Москве. Вид с северо-востока. 1484–1489.
Историческая песня, например, запечатлела и крупнейшие государственные события, и частные эпизоды, свидетелем которых был Боровицкий холм. Народ вспоминал, как «Москва основалась» и с тех пор повелась на Руси «великая слава», любил петь о том, что «у нас в Москве учинилось», т. е. вслух вспоминал об эпизодах, делах, происшествиях… Недаром Петр Киреевский — выдающийся знаток и собиратель фольклора — считал, что по песням можно восстановить подлинную историю народа. В Кремле же каждый камень не только запечатленный шаг истории, но и поэтическое предание, баллада, пословица. Идешь и думаешь: не у этой ли стены роняла слезы-жемчуга всеми покинутая Ксения Годунова? Не по этой ли дорожке шел отважный Иван Кольцо? Не положил ли этот камень сам Аристотель Фиораванти?
Москва, ее священный Кремль, ее ближние и дальние пригороды украшаются в семнадцатом веке зданиями, в которых с большой силой проявилась архитектурная одаренность русского народа: в чутье пропорций, понимании силуэта, декоративном инстинкте, бесконечной изобретательности форм. Совершенно необычайно выглядела, например, знаменитая московская церковь Покрова в Филях — величественное, патетическое, даже несколько вычурное здание. Раскидистые лестницы связали сооружение с окружающим пейзажем — Москвой-рекой и лугами, — имелось много крылец, переходов, галерей. Церковь создавалась зодчими бояр Нарышкиных, испытавшими сильное влияние модного тогда на Западе, в польских и украинских землях, барокко, и этот затейливый, несколько вычурный стиль, пришедший в Москву через Украину, получил условное наименование — «нарышкинское барокко».
Кремль стал еще более красочным и прекрасным (а ведь он повидал в годину Смуты Москву, выгоревшую до Белого города и пригородов!). Было предпринято сооружение верхов башен, заканчивавшихся теперь изящными шатрами; были построены каменные «зело пречудные палаты», которые стали называть Теремным дворцом. Три этажа Теремного дворца были неслыханной новинкой в московском быту. Чарующее впечатление производило на москвитян Золотое крыльцо дворца, закрывавшееся причудливой орнаментальной решеткой, украшенной висячей гирькой; на широких площадках лестницы стояли вырубленные из камня позолоченные львы. По соседству с Золотым крыльцом находилась Боярская площадь, откуда народу объявлялись государственные указы и важнейшие новости. О внутренних помещениях Теремного дворца в народе говорили: «Ни в сказке сказать, ни пером описать…» Каждый член государевой семьи имел в ту пору в Кремле собственный дворец с многочисленными службами.