Живая память. Великая Отечественная: правда о войне. В 3-х томах. Том 3.
Шрифт:
— Это ложь! Никаким образом и никого я не обучаю.
Вторая атака отбита. Среди защитников приглушенная, вежливая перебранка. Подсудимые шлют им записки.
— Свидетель Фридрих Паулюс, благодарю вас за показания. Можете покинуть зал, — объявляет председательствующий.
В дверях новое столпотворение. Часовые отброшены в сторону. Начинается гонка по пути к телеграфу. Бегут, толкая друг друга, как джек-лондоновские золотоискатели, торопящиеся «застолбить» свой участок.
Итак, все мы записали в блокнотах: «1 октября 1946 года. 14 часов 50
Скамья подсудимых на этот раз пустует, и как-то очень странно видеть эту голую скамью. Наш старый знакомый, комендант Трибунала полковник Эндрюс, хорошо знающий цену тому, что американцы зовут «паблисити», перед сегодняшним заседанием не раз появлялся в пресс-руме. Впрочем, его белую лакированную каску, чеховское пенсне, румяное лицо можно было, казалось, видеть одновременно и в пресс-руме, и в баре, и в коридоре — везде, где появлялись журналисты. Он очень оживлен, общителен и многозначительно таинствен. Он ни слова не говорит о будущем приговоре, хотя, вполне вероятно, и знает его. Он только намекает, что на этом последнем заседании нам предстоит увидеть нечто необычайное.
И вот мы ждем, вытянув шеи и раскрыв блокноты. Суд идет. Все поднимаются, не выпуская блокнота из рук. Лорд Лоренс оглядывает зал через очки. Слегка кивает. Это, вероятно, сигнал. Дверь позади пустующей скамьи подсудимых вдруг бесшумно раздвигается, будто тонет в стене, и оттуда появляется Герман Геринг, конвоируемый военными полицейскими в белых сверкающих касках. Он бледен, лицо его кажется напудренным, а может быть, он и действительно напудрился.
— Ишь, как за сутки сдал, будто высушили, — говорит кто-то сзади меня.
Геринг надевает наушники. В них звучит такой нам всем знакомый голос лорда Лоренса. Он читает приговор привычно спокойным тоном, но сегодня его слова поражают, как гром: «Геринг. Смерть через повешение». На мгновение «второй наци» Германии вперяет свои светлые, оловянные глаза в зал, губы его по привычке начинают кривиться, но он спохватывается, усилием воли сгоняет с лица гримасу и, сдернув наушники, уходит. Дверь за ним столь же бесшумно задвигается. Очевидно, в этом-то и заключается особый эффект, обещанный полковником Эндрюсом.
Гесс хорошо знает английский язык. Недаром войну он провел на Британских островах, под крылышком герцога Гамильтонского, заботившегося об этом гитлеровском посланце, не очень удачно спикировавшем с неба на территорию его поместья. Гесс, как мы убедились, человек железной воли. Услышав: «Пожизненное заключение», — он не дрогнул ни одним мускулом, и только глаза на его худом лице сверкнули в глубине черных впадин. Он круто, почти по-военному — налево кругом — повернулся и твердым шагом скрылся в дверном проеме.
Риббентроп сейчас похож на резиновую куклу, из которой выпустили воздух. Он весь вялый, поникший, черты лица заострились, глаза полузакрыты. Узнав, что ему тоже уготована петля, он делает неверное движение, хватается за пюпитр и, поддерживаемый конвоиром, волоча ноги, удаляется.
Кейтель тоже напоминает куклу. Но куклу деревянную, негнущуюся. Шагает подчеркнуто твердо, точно марширует, четко переставляя ноги в ярко
Зато гитлеровские политики и идеологи в решающую минуту оказываются совершенной мразью. Розенберг едва стоит на ногах. Ганс Франк, обещавший фюреру освободить Польшу от поляков во имя пользы динамичных и сильных народов и сделать из подведомственного ему населения котлетный фарш, возникает в дверном проеме, пошатываясь. Он идет, как сомнамбула, натыкаясь на углы пюпитров, и, выслушав все то же — «Смерть через повешение», драматически всплескивает руками. Уже позднее мы узнаем, что он со страху обмарался.
Юлиус Штрейхер — тот самый мракобес, который бросал озверелой толпе обритых наголо девушек, этот главный герой и организатор нюрнбергских шабашей, кажется вовсе помешанным. Глаза его дико вращаются, вены на висках вздулись, с губ течет слюна. Омерзительно!
Итак, приговор прочитан. Вот его финал. Геринг, Риббентроп, Кейтель, Розенберг, Кальтенбруннер, Фрик, Франк, Штрейхер, Заукель, Иодль, Зейсс-Инкварт, а заодно отсутствующий на процессе и предположительно где-то скрывающийся Мартин Борман приговорены к смертной казни через повешение. Гесс, Функ и Редер — к пожизненному заключению. Фон Ширах и Шпеер — к двадцати годам тюрьмы, Нейрат — к пятнадцати, Дениц — к десяти.
Таков итог. Но главное не в них, в этих подручных Гитлера, главное в нацизме, в его идеях. Он обнажен, он предстал перед миром во всем своем страшном безобразии. Люди действительно лишались сна и аппетита, как обещал им Главный Американский Обвинитель Джексон, слушая в течение девяти месяцев страшную повесть о тринадцатилетнем господстве нацизма в большой культурной европейской стране. Повесть эта через прессу и радио стала широко известной народам мира. Но приговорен ли нацизм как идеология к смертной казни или лишь к временному заключению — на этот важный вопрос пока еще не дано ответа. На него ответит будущее.
А пока что надо записать дату, которая, несомненно, при любом повороте истории останется исторической. Первый в мире международный процесс над главными военными преступниками вынес свой приговор 1 октября 1946 года в 15 часов 40 минут по среднеевропейскому времени.
Утром мы узнали, что контрольный совет союзнических армий по Германии, работающий в Берлине, рассмотрел просьбу осужденных о помиловании и отклонил ее.
ГДЕ ЖЕ ВЫ ТЕПЕРЬ, ДРУЗЬЯ-ОДНОПОЛЧАНЕ?