Живая плоть
Шрифт:
– Что такое зэк? – спросила она.
– Не знаю, – пробормотал Виктор.
– Папа сказал маме, что в воскресенье нам нужно принимать одного из его старых зэков.
Иногда Виктор думал, что образование он получил, читая журналы. Большинство сведений в его памяти, казалось, было почерпнуто из них. Возможно, чтение журналов было семейной чертой, возможно, эта страсть проявлялась только у него и у Мюриель – он не помнил, чтобы отец с матерью много читали. Но помнил, что тетя приносила ему комиксы, когда он был маленьким. Возможно, эта привычка началась тогда.
Одна статья в журнале привела его к мысли, что он может излечиться от своей фобии. Это было давным-давно, до тюрьмы, до дома на улице Солент-гарденз, до того, как он взял пистолет Сидни. В статье говорилось, что описанный метод заимствован из современной психотерапии – только применять его нужно самому, без психотерапевта. Нужно начинать с разглядывания изображений предмета своей фобии. Недели за две до этого в природоведческом журнале, который Виктор купил наряду с другими, на развороте была статья, посвященная особенностям наземных черепах в Северной Америке, главным образом ритуалу ухаживания у черепах гофер. Едва взглянув на разворот, Виктор захлопнул этот журнал и положил его под другой, чтобы больше не видеть его обложки. Обложка была вполне безобидной, с бабочкой, сидящей на лепестке орхидеи, но поскольку Виктор знал, что внутри, эта невинная и, собственно, очень красивая фотография приводила к ощущению мурашек на спине. Только он не выбросил этот журнал, потому что там была другая статья, которую ему очень хотелось прочесть – если у него хватит мужества снова коснуться обложки. И пока он не прочел о современной психотерапии, мужества ему не хватало. Ну что ж, он попробует.
Когда Дженнер еще учился в школе, они отправились на познавательную экскурсию в Музей Виктории и Альберта. Там был стаффордширский чайник уилдонского [12] типа, изготовленный примерно в 1765 году, – его он запомнил навсегда. Ведь этот чайник был сделан в форме черепахового панциря. Он настолько не ожидал увидеть нечто подобное в музее, что упал в обморок.
Никто не знал почему. Он не собирался никому говорить. Он даже боялся представить, что еще могут сделать одноклассники, если узнают причину, ведь дети в этом возрасте беспощадны. Сопровождавшие школьников учителя сочли, что он болен, и действительно, это произошло вскоре после того, как Виктор переболел гриппом и бронхитом. После этого случая его фобия стала медленно усиливаться, пока не дошла до того, что он не только не мог смотреть на изображения черепах, но и даже прикоснуться к книге, где, как ему казалось, он мог бы их встретить. Более того, опасался близко подходить к полке или к столу с этой книгой. И ничего не говорил окружающим его людям, перенося все это тайком, украдкой, втихомолку. У Полин была щетка для волос из черепахового панциря, он боялся даже едва задеть ее рукой, не говоря уже о том, чтобы взять в руки.
12
Томас Уилдон – знаменитый английский гончар XVIII века.
Разумеется, в повседневной жизни человек, если не захочет, едва ли часто будет сталкиваться с черепахами. Это не боязнь кошек или пауков. Но обморок в музее сильно испугал Виктора, как и эти отвратительные фотографии в журналах. Он боялся даже представить, что с ним случится, если он увидит настоящую черепаху.
Но теперь, прочитав журнальную статью, Виктор узнал, как он может победить свой страх. Как только он очутился дома, то раскрыл на развороте злосчастный журнал и заставил себя смотреть. Сперва он почувствовал себя ужасно, его начало подташнивать, руки дрожали, на лбу выступили капельки пота. Но Виктор продолжал следовать вычитанным в статье инструкциям. Твердил себе, что это безвредная рептилия, а на его коленях всего-навсего цветные фотографии на глянцевой бумаге. Они никак не могут ему повредить, и он волен закрыть журнал, как только захочет.
В определенной мере это принесло пользу. Несмотря на то что Виктор ужасно уставал от этих «занятий», со временем он все же приучил себя разглядывать эти картинки, не отводя взгляда. Потом он пошел в библиотеку, нашел «черепаху» в энциклопедии и заставил себя смотреть на самое отвратительное изображение, какое только видел: цветную фотографию гигантской галапагосской черепахи – testido elephantopus, громадной рептилии длиной в четыре фута, весящей больше трехсот фунтов. К счастью, картинка была просто крошечной.
Следующим шагом так называемой терапии должно было стать посещение зоомагазина. Но тут мужество его оставило. Подвел и свод инструкций. Виктору требовалось присутствие психотерапевта, хотя бы для того, чтобы его поддержать. Виктор никак не мог заставить себя пойти туда одному. Он даже позвонил в зоомагазин, спросил, есть ли у них черепахи – произнес это слово по телефону! – ему ответили, что есть, и он уже вышел из комнаты, но тут он почувствовал такую усталость, что не смог сделать ни шага. В конце концов он пришел к выводу, что в посещении магазина не было никакого смысла. В реальной жизни встретить эту тварь или хотя бы ее изображения достаточно трудно.
Виктор решил, что после всех этих «упражнений» его страх потерял свою силу. Ему удалось достигнуть определенных успехов, прогресс был налицо. Теперь он мог относительно спокойно проходить мимо зоомагазинов, мог рассматривать обложки природоведческих журналов, касаться их, несмотря на то, что могло, только могло, находиться внутри. После выхода из тюрьмы это частичное освобождение от фобии не испытывалось на прочность до этого утра, спустя четыре-пять дней после его панического буйства в комнате.
В половине десятого утра кто-то постучал в его дверь. Это была миссис Гриффитс, и впервые Виктор смог рассмотреть ее хорошенько. Она была разодета так, словно явилась на прием в сад Букингемского дворца. На ней был синий костюм, блузка с оборками, соломенная шляпка, украшенная белым нейлоновым цветком, такого же цвета ажурные перчатки и туфли на очень высоком каблуке. Все это вышло из моды лет тринадцать назад. Но Виктор не обратил на это никакого внимания. Он не мог отвести взгляда от левого лацкана ее пиджака. На нем красовалась золотая брошь в форме черепахи, панцирь ее состоял из камней, очень похожих на сапфиры.
– На вас поступили жалобы, мистер Дженнер, – произнесла она.
Домовладелица не выбирала выражений, не колебалась, не предваряла своих слов оговорками «боюсь, что» или «позвольте сказать вам». Она сразу же предъявила обвинение грубым, почти простонародным голосом, совершенно не вяжущимся с ее претенциозной внешностью. Виктор бросил взгляд на брошь, сглотнул и отвернулся. Но не почувствовал ни приближения обморока, ни тошноты. Даже подумал, что сможет взглянуть на нее снова, если сосредоточит взгляд на голубых камнях и не станет смотреть на крошечную выступающую голову.
– Стучали ночью, – продолжала хозяйка квартиры. – Топали. Колотили чем-то тяжелым о стену. – Виктор заметил, что она осматривает мебель, нет ли повреждений. – Что это было с вами?
– Мне снились дурные сны, – ответил он и снова взглянул на брошь.
– В следующий раз смотрите их, лежа в постели, – сказала миссис Гриффитс и, заметив его бледный вид и остановившийся взгляд, добавила: – Надеюсь, у вас все в порядке, мистер Дженнер. Хотелось бы верить, что у нас не будет никаких неприятностей. Кстати, полиция еще будет вас навещать?