Живая плоть
Шрифт:
Клара вскочила. К ее лицу прилила кровь, оно покрылось густым румянцем. Виктор ощутил сильную волну запаха жимолости, словно бы вызванную движением воздуха, их слитной волей, потому что даже Флитвуд попытался приподняться над креслом, а затем, упав на спинку, подался вперед с поднятыми руками.
– Ты имеешь в виду, что это тот человек, который в тебя стрелял?
Флитвуд пожал плечами:
– Да, именно это я имел в виду.
Он опять откинулся на спинку кресла и отвернулся от девушки.
– Я не верю!
– Ох, Клара, ну, конечно, веришь. Скорее всего, ты просто поражена тем, что Виктор Дженнер приехал сюда. Думаешь, я не удивлен?
Необычайное ощущение тепла коснулось кожи Виктора, как солнечный свет на
Тоном бесконечного презрения она спросила:
– Зачем вы приехали? Извиниться?
Виктор смотрел на коричневые, полированные тиковые дощечки, на голубые фарфоровые чашку и блюдце. Сигарета тлела, столбик пепла упал на каменную плитку террасы.
– Приехали извиниться за то, что погубили его жизнь? За то, что отняли половину тела? За уничтожение его карьеры? Для этого вы здесь?
– Клара, – прервал ее Флитвуд.
– Да, Клара, и если это означает «перестань, Клара, возьми себя в руки, думай, что говоришь», я этого не сделаю, не смогу. Если ты не можешь выразить свои чувства, я сделаю это за тебя. Я скажу этой твари, этому животному – нет, потому что животные не поступают так с представителями своего вида, – этому недочеловеку, что он причинил тебе. Я расскажу о той боли, страданиях и утратах, которые ты перенес, скажу о рухнувших надеждах, о борьбе за жизнь, об ужасе осознания того, что такое паралич…
– Я прошу тебя не делать этого.
Голос был суровым, тем же самым, который говорил: «Я не даю никаких обещаний, но это вам зачтется». И повторил ее имя:
– Клара. Пожалуйста, Клара.
Виктор с трудом поднялся на ноги. Он стоял нетвердо, держась за край стола, глядя в чашку на листочки заварки в остатках чая, похожие на острова. Голова болела от всюду проникающего запаха.
– Клара, он провел в тюрьме десять лет. По мнению большинства людей, это достаточная расплата.
– Он отправил тебя в тюрьму пожизненно!
– Это не так, – возразил Флитвуд. – Это преувеличение, и ты это знаешь.
– Ты сам сказал это на прошлой неделе. Это твои собственные слова.
Клара подошла чуть ближе к Виктору. Он подумал, что она может ударить его, и не знал, что в этом случае ему делать.
– Вы приехали и все увидели, – заговорила она. – Надеюсь, довольны тем, что увидели. Он больше не будет ходить, что бы ни писали в газетах, он это знает, и все врачи это знают. Такие люди, как вы, не понимают ничего, кроме грубости, поэтому я буду грубой. Он больше не будет и трахаться. Никогда. Хотя до сих пор хочет этого. А теперь можете уходить. Уходите и не возвращайтесь. Прочь! – Ее голос сорвался на крик. – Прочь, прочь, прочь!
Виктор больше не смотрел ни на кого из них. Клара за его спиной плакала. У него было смутное впечатление, что она повалилась на землю или легла грудью на стол и плачет. Флитвуд не издавал ни звука. Виктор снова обошел вокруг дома. Солнечный свет был жарче и ярче, хотя день клонился к вечеру. Кремово-серый голубь с темной полосой на шее сидел на краю кормушки. Виктор закрыл за собой калитку с надписью «Беззаботность», ничего не ощущая, чувствуя себя выжатым, опустошенным и слабым. Но когда он шел на станцию по упругой зеленой земле, ужасный гнев, знакомый и желанный, овладел его телом и заполнил пустоту бурлящим теплом.
Глава 9
Гнев питал его, поддерживал, придавал ему силы. Это был источник мощной энергии, которую он хотел сохранить, а не утратить. Искушения крушить мебель, биться головой о стену так и не возникло. Он находился в своей комнате, насыщаясь гневом, направляя его против той девушки – той толстой, рисующейся, шумливой блондинки – так теперь он называл ее в охваченном яростью уме, – той громогласной суки с вылезающими из-под платья грудями, произносящей непристойности. Он всегда ненавидел, когда женщины начинали грязно ругаться и орать. Флитвуд не сказал ничего, ни слова упрека, хотя у него были причины для возмущения. А эта девица, знакомая с Флитвудом от силы год-другой, позволяет себе судить его,орать и визжать…
Гнев диктовал Виктору все слова, какие он мог бы сказать, приди они ему на ум, он мог бы унизить ее перед Флитвудом, заставить заткнуться, высказав хорошо подобранные фразы, не только оправдывающие его, но и способные открыть истину. А она была проста: никто не виновен, это сила обстоятельств и неизбежность судьбы причинили такое страшное увечье человеку, которого она любит.
Той ночью к Виктору пришел кошмар. Во сне он был полон кипучей энергии, был сильным и неутомимым. Он насиловал женщин, как солдат, вошедший в город после долгой осады. И все его жертвы, схваченные в темноте, были безлики и податливы. Виктор хватал их за плечи, бил головой о каменистую землю, он бродил среди своих жертв, одни были мертвы, другие были в обмороке. Ограбленные, прикрывающиеся рваными, окровавленными тряпками. Виктор искал Клару. Но узкий пыльный луч света каждый раз выхватывал из темноты старческие, дряблые щеки Мюриель и ее безжизненные глаза. Виктор кричал от отвращения.
Сон ли унес его гнев или это сделала ночь, Виктор не знал, но к утру он ушел и больше не возвращался. На смену ему пришло какое-то двойственное чувство. С одной стороны, он был доволен тем, что не только встретился с Дэвидом Флитвудом, но и даже разговаривал с ним. «Дэвид», – он повторял это имя снова и снова, словно смакуя на языке. Он все время задавал себе один и тот же вопрос: как это было бы, будь Дэвид один, без этой девушки. Ведь ее вполне могло не оказаться дома, а еще лучше, если бы она вообще никогда не существовала. Он отлично мог представить, как произошла бы эта встреча, если бы они с Дэвидом (опять это имя!) были одни. Он был твердо уверен, что она бы прошла очень хорошо и была приятна обоим. Каждый мог бы вспомнить ту роль, которую ему пришлось играть в то злополучное утро. Каждый мог признать меру вины в том, что Виктор отсидел в тюрьме десять лет, а Флитвуд остался инвалидом. И, конечно, они согласились бы, что вина лежит на них обоих и хорошо, что после стольких лет им удалось об этом поговорить. Все было бы именно так, если бы не вмешалась эта сквернословящая белокурая сука, однако Виктор считал, что эта беседа все равно произойдет.Просто не пришло время. Она случится, если каждый из них проявит добрую волю.
Виктор накупил журналов, выбирая на полках фирменного магазина компании «У. Х. Смит» самые красочные. Не забыл заглянуть и в станционный киоск, где приобрел пачку сигарет, толком не зная зачем: курить он не хотел, и они определенно были ему не по карману. Ведя такой образ жизни, питаясь в кафе, покупая вино, а теперь и сигареты, он не сможет дотянуть до получения пособия и вскоре будет вынужден растрачивать небольшой оставленный родителями капитал. Нужно будет найти работу.
Читая журналы, Дженнер осознал, что ищет статью или очерк о Дэвиде Флитвуде. Теперь, когда он хотелчитать о нем, то, разумеется, не нашел ни слова. Закон подлости. Но Дэвид не певец, не актер, не телеведущий, просто человек, который был… как считается, смелым, подумал Виктор. Он, несомненно, был смелым, хотя с таким же успехом можно сказать, безрассудным, но да, в тот раз, в доме 62 по Солент-гарденз, он проявил именно это качество характера. Виктор не мог этого не признать. Они оба выказали немало смелости и – как выражался его отец – твердости.