Живая сталь
Шрифт:
До начала курортного сезона было далеко даже по календарю, а громоздящиеся повсюду схваченные ледяной корой сугробы всем своим видом нахально утверждали, что о таком природном явлении, как сезонное потепление, лучше поскорее забыть. Поэтому поезда на юг отправлялись полупустыми, и Чернышеву без проблем удалось заполучить в свое полное распоряжение двухместное купе в спальном вагоне поезда «Москва – Новороссийск». В Новороссийске Игорь Вадимович погрузился на паром и, преодолев узкий пролив, сошел на берег в Керчи.
Здесь он впервые за время поездки вздохнул относительно свободно. Стоя на причале в порту Крым, он невооруженным глазом видел за неширокой полосой по-зимнему серой морской
Начало было положено, и начало удачное. Каждый дипломат немножечко шпион – не Джеймс Бонд, разумеется, и не Максим Исаев, но все же. Обладая кое-какими знаниями и навыками, присущими адептам этого древнего, как мир, ремесла, Игорь Вадимович постарался заранее подготовиться к тому, что в России принято называть «черным днем». С некоторых пор ему стало казаться, что черный день не за горами, и он не ошибся в своих прогнозах. Гром грянул, но Игорь Чернышев, в отличие от мужика из старой русской поговорки, перекрестился заблаговременно, и сейчас ни одна ищейка не смогла бы отыскать его ведущий прочь из превратившейся в смертельную ловушку Москвы извилистый след – не смогла потому, что никакого следа не существовало.
Купе до Новороссийска приобрел некий гражданин Захаров, изорванный в мелкие клочья паспорт которого был по частям, в пять приемов, спущен в вагонный сортир с интервалами от нескольких десятков до нескольких сот километров. Пройдя пограничный и таможенный контроль в порту Крым, Игорь Вадимович занялся паспортом, выданным на имя жителя Воронежа Льва Моисеевича Фридмана. Запершись в кабинке платного туалета, он вырвал из паспорта, изорвал в конфетти и по сложившейся доброй традиции спустил в унитаз странички с номером, фотографией и личными данными владельца, а то, что осталось от паспорта после этой процедуры, сунул в первую же повстречавшуюся на улице мусорную урну.
Температура в Крыму стояла плюсовая, осточертевшего снега не было и в помине. У каменной стенки пирса покачивались на волнах в ожидании подачки зазимовавшие лебеди, вокруг которых буквально роились готовые кинуться наперехват шустрые вороватые чайки. Несмотря на устойчивый плюс, резкий холодный ветер временами прохватывал до костей; со стороны моря косыми столбами наползал туман, и мир, как фантастическая зебра, был разрисован неровными чередующимися полосами солнечного света и сырой туманной полумглы.
Чтобы ненароком не запечатлеться в памяти какого-нибудь не в меру наблюдательного таксиста, Игорь Вадимович пренебрег настойчивыми предложениями кучкующихся у ворот порта продавцов скорости и сел в следующую до автовокзала маршрутку. Он не припоминал, чтобы ему когда-либо в жизни доводилось пользоваться этим плебейским видом транспорта, но на поверку в таком способе передвижения не оказалось ничего страшного. Деньги он обменял еще на пароме; стоимость проезда оказалась мизерной, маршрутка полупустой, и единственным стоящим упоминания неудобством стал устойчивый запах рыбы, который появился в салоне где-то на полпути вместе с двумя бедно одетыми пожилыми женщинами и оставался там до самого автовокзала. Игорь Вадимович чувствовал себя, как школьник, впервые прогулявший урок. Тревога боролась с эйфорией, смешиваясь с нею в некий сложный, будоражащий коктейль. Несмотря на это, он сообразил, откуда взялся запах: рядом с остановкой, где в маршрутку вошли почтенные дамы со своими сумками, стояла непрезентабельная кирпичная будка без окон и с единственной, открытой настежь дверью, над которой красовалась вывеска с надписью «Рыба».
На автовокзале ему почему-то бросилось в глаза и запомнилось распечатанное на принтере объявление на двери магазина, где, судя по некоторым признакам, торговали компакт-дисками. Магазин назывался «КуМир»; «Кумир переехал на север. Север там», – гласило объявление, а нарисованная снизу стрелка вносила окончательную ясность, указывая направление, в котором, по мнению автора, следовало искать север. Приблизительно сориентировавшись по сторонам света, Чернышев пришел к выводу, что накропавший текст объявления остряк не солгал: стрелка и впрямь указывала более или менее на север.
Еще он заметил, что надписи по-украински здесь можно найти только на дорожных указателях да на вывесках государственных учреждений, и улыбнулся, поймав себя на том, что эта мелочь, оказывается, льстит его самолюбию русского человека. От подобных вещей следовало отвыкнуть как можно скорее: теперь он был человек мира, добровольно отряхнувший прах отечества с подошв своих модельных полуботинок и достаточно состоятельный, чтобы это себе позволить.
Он знал, что в Керчи есть аэропорт, но для верности решил потратить еще немного времени и денег и доехал на маршрутке до Симферополя. Под Феодосией дорога шла по самому берегу моря, и высокие косматые волны, которых и в помине не было в узком Керченском проливе, яростно штурмовали сушу, разбиваясь в мелкую водяную пыль чуть ли не у самых колес автобуса. Это было как знак, как привет от другого моря, теплого и ласкового, которое ждало Игоря Вадимовича в конце пути, и он, загородившись ладонью от соседа по сиденью, дружески подмигнул волнам: я все понял, передайте, что скоро буду!
Цепляющиеся узловатыми корнями за оплывающие известняковые склоны низкорослые сосновые рощи и по-весеннему зеленеющая под мартовским солнцем крымская степь промелькнули за грязным оконным стеклом и развеялись как сон. Симферополь, в котором Игорь Чернышев не был с тринадцати лет, проплыл мимо путаницей узких, основательно обветшалых и замусоренных улочек и тоже остался позади. Очередной паспорт, на этот раз дипломатический, открыл дорогу к стойке регистрации и дальше – прочь из капкана, туда, где бирюзовое море ласкает белоснежный песок, и королевские пальмы на волосатых слоновьих ногах полируют косматыми верхушками синее небо тропиков.
Перелет был долгим и скучным, но все когда-нибудь кончается, и по истечении положенного срока, почти минута в минуту по расписанию, гражданин Соединенных Штатов Америки Лоренс Джексон Макферсон спустился с небес на грешную землю в аэропорту столицы Колумбии Санта-Фе-де-Богота – пятимиллионного мегаполиса, чаще для краткости именуемого просто Боготой.
Один за другим предъявляя пограничникам, а затем уничтожая липовые паспорта, Игорь Вадимович сравнивал их с патронами, каждым из которых можно воспользоваться только один раз. Этот патрон был последним в его обойме, и Чернышев твердо рассчитывал, что другой ему уже не понадобится. Паспорт был настоящий и сам по себе мог выдержать любую проверку. Иное дело – никогда не существовавший в действительности владелец этого паспорта. Вздумав порыться в подробностях его биографии, легавые сильно удивятся, когда обнаружится, что никакой биографии у почти сорокалетнего мистера Макферсона нет. Но с какого перепуга им этим заниматься? Кому интересен добропорядочный, никогда не попадавший в поле зрения полиции и ФБР обыватель из Луизианы?