Живая сталь
Шрифт:
– Ваш контракт расторгнут, Алехандро. Расторгнут автоматически, в связи с тем, что договор между нашими странами признан недействительным.
– Что?!
– Он противоречит нашему законодательству, амиго. Его подписание было незаконным, и нам, как, полагаю, и вам, еще предстоит разобраться, каким образом и по чьей вине это произошло.
Зрители, оживленно переговариваясь, спускались с трибуны. Забинтованный сеньор Гомеш отчего-то задержался; стоя у лестницы, он поблескивал в сторону беседующих Горобца и Моралеса темными стеклами солнцезащитных очков. «Черный орел», вздымая гусеницами пыль, уходил в дальний конец полигона, на исходную. Демонстрационный показ был окончен, как и работа группы российских инженеров
На смену растерянности и чувству ирреальности происходящего пришло холодное, злое спокойствие.
– Вы понимаете, что творите? – сквозь зубы осведомился Александр Андреевич. – Не надейтесь, что это пройдет вам даром!
– Не нужно усугублять ситуацию необдуманными высказываниями, амиго, – с улыбкой сказал Моралес. – Я все отлично понимаю. И что-то подсказывает, что ваша угроза – пустой звук.
Танк скрылся из вида за дальним выступом скалы. Публика в шитых золотом мундирах, оживленно гомоня, рассаживалась по машинам. Все было сказано, и Александр Андреевич, не дав себе труда попрощаться, почти оттолкнув торчащее на дороге забинтованное чучело в темных очках, стал торопливо спускаться по лестнице.
Отпустив водителя, генерал Моралес сам уселся за руль большого черного внедорожника с тонированными стеклами. В зеркале заднего вида маячил марлевый шар с нахлобученным сверху армейским кепи – голова сеньора Гомеша, который в создаваемом затемненными стеклами полумраке смахивал на Человека-невидимку еще больше, чем снаружи, при ярком солнечном свете. В замкнутом пространстве автомобильного салона явственно ощущался исходящий от него резкий запах каких-то медицинских препаратов, применяемых при перевязках.
Примерно в двух кварталах от президентского дворца машина свернула с правительственной трассы и, немного попетляв по второстепенным улицам, въехала в подземный гараж. Охранник в застекленной будке на въезде поспешно вскочил и, вытянувшись в струнку, отдал честь. Не обратив на него внимания, генерал повел внедорожник по винтовому съезду. Выложенные кафелем стены отражали звук работающего мотора, укрепленные на потолке люминесцентные лампы заливали спускающийся вниз плавной спиралью коридор мертвенным голубоватым светом. Очутившись на самом нижнем уровне, Моралес повел машину в дальний конец просторного подземного паркинга. Сейчас, в разгар рабочего дня, здесь было почти пусто, и можно было не бояться случайных свидетелей. Впрочем, генерал Алонзо Моралес не без оснований полагал, что бояться должен вовсе не он, а именно свидетели, которым лучше было не видеть того, что при крайне несчастливом стечении обстоятельств они могли бы здесь увидеть.
Сделав несколько поворотов, машина очутилась в глухом тупике – вернее, в месте, которое могло показаться таковым непосвященному. Взяв с приборной панели миниатюрный пульт, Моралес ткнул пальцем в кнопку, и то, что выглядело монолитной бетонной стеной, послушно повернулось на оси, открыв темный проезд. Как только машина миновала ворота, в тоннеле автоматически вспыхнул свет, а тяжелая стальная пластина ворот позади внедорожника начала медленно опускаться. Нажав на пульте другую кнопку, генерал деактивировал автоматическую охранную систему и прибавил газу. Покрытые рельефным узором бетонные стены быстрее побежали навстречу; справа промелькнула небольшая бетонная платформа со сложенным из мешков с песком пулеметным гнездом. Людей в гнезде не было, лишь похожий на тощего сторожевого пса пулемет, растопырив сошки и задрав к потолку тонкий черный хобот, охранял подземный тоннель. Хитро запрятанные в стенах, полу и потолке системы активной защиты, играючи способные превратить в груду закопченного металлолома бронетранспортер или даже легкий танк, молчали, никак себя не проявляя. Тоннель шел сложным зигзагом; это несколько затрудняло вождение, зато было очень удобно в смысле обороны: каждый поворот здесь обещал стать смертельной ловушкой для ворвавшегося в подземный коридор противника.
Ведя машину, генерал привычно думал о многих вещах сразу: о танке «Черный орел», о русских специалистах, о множестве насущных проблем и большой, глупой, насквозь проеденной коррупцией заокеанской стране, которую так ловко оставил с носом. О человеке с забинтованным лицом, что истуканом торчал на заднем сидении, он думал тоже. Грядущие внеочередные выборы президента, высокооплачиваемое светило пластической хирургии, в погоне за фантастическим гонораром примчавшееся в Венесуэлу из далекой Швейцарии, хорошо замаскированная известковая яма в одном из боковых ответвлений тоннеля, по которому они сейчас ехали, – все это каруселью вертелось в его мозгу, то и дело складываясь в мозаичные, никогда не повторяющиеся, как в калейдоскопе, картинки.
Генерал Моралес думал о том, что человек – раб привычки. Один привык литрами глушить крепкий черный кофе и выкуривать по две пачки сигарет в день, другой не мыслит себе жизнь без ежедневных десятикилометровых пробежек; кто-то вполне доволен, выбирая из мусорных баков гнилые объедки, а кто-то еще настолько привык к льстивым дифирамбам клюющих у него с ладони журналистов, что считает их искренним проявлением всенародной любви, а главное, уверен, что так будет всегда. Конечно, будет, а как же иначе, ведь он ко всему этому привык!
Машина миновала три пары массивных, способных выдержать прямое попадание тяжелого бронебойного снаряда автоматических ворот. За последними из них, наконец, обнаружились люди – трое вооруженных до зубов, гренадерского роста молодцов в камуфляже и малиновых беретах. Один из них держался за рукоятки крупнокалиберного пулемета, другой, расставив ноги на ширину плеч и держа поперек груди автомат, пятнистым изваянием застыл слева от шахты грузового лифта. Третий, в чине капрала, заглянул в машину, узнал сидящего за рулем генерала и, отчетливо козырнув, отступил в сторону. Моралес загнал внедорожник на платформу подъемника, и та сейчас же плавно пошла вниз.
Прибыв на последний подземный уровень, они вышли из машины, которая так и осталась стоять на платформе лифта. Здесь охраны уже не было. Человек остается человеком, сколько его ни дрессируй, пытаясь превратить в послушный, не рассуждающий и ни в чем не сомневающийся механизм. Даже у самого тупого исполнителя мозг достаточно сложен, что делает его способным на неожиданные выходки. Есть секреты, которые нельзя доверять никому, и места, в которые никого нельзя допускать. Роскошный пятизвездочный бункер, расположенный на глубине двадцати метров под президентским дворцом, был как раз таким местом. Солдаты, сторожившие шахту лифта, знали, что охраняют секретный правительственный объект особой важности, но не имели ни малейшего представления о его характере и назначении.
На стене обставленной удобной низкой мебелью гостиной беззвучно переливалась яркими красками большая плазменная панель; фальшивое окно в противоположной стене при невнимательном взгляде с некоторого расстояния создавало полную иллюзию нахождения в пентхаусе небоскреба.
– Наконец-то, – впервые за всю дорогу нарушил молчание сеньор Гомеш. Его сиплый голос, наводивший на мысль, что у него что-то не так с голосовыми связками, волшебным образом изменился, став нормальным мужским баритоном, да и говорил он теперь не по-португальски, как на полигоне, а по-испански. – Я уже начал думать, что вот-вот задохнусь!