Живая статуя
Шрифт:
Флер не перестала бы сыпать обвинениями в адрес незнакомой соперницы, даже в том случае если бы я пригрозил костром ей самой. Немедленным костром, потому что носителем огня был я сам. Флер опрометчиво и неосторожно играла с огнем, но говорить ей об этом было бесполезно. Если бы она даже поняла, что опасность совсем рядом, то ей было бы абсолютно все равно. Есть же на свете такие безумные, которые ради минутной любви готовы протянуть руку к огню, коснуться его и сгореть без остатка. Я сам долгое время был таким безумцем и, наверное, до сих пор им и оставался. Роза! Назвать ее своим проклятием и крестом просто не поворачивался язык. Она была из тех, которых даже после многократных предательств продолжаешь любить только сильнее.
Я не стал ничего возражать Флер, потому что в какой-то степени она была даже права. Я сам стремился
Флер еще что-то кричала, пыталась в чем-то меня убедить, но я уже не слушал. Все вокруг померкло, я снова видел склеп, Розу, почти слеп от нестерпимо яркого сияния венца на ее челе, и еще я видел ее парящий силуэт во тьме Рошена, за окном Марселя, и руку, манящую художника во мрак, на остро поблескивающие внизу камни мостовой, вниз, к смерти. Я очнулся, выглянул в окно, на манящую смертоносную высоту за спиной у Флер, и мне нестерпимо захотелось выброситься в него. Страха перед высотой я никогда не испытывал и сейчас, если бы был простым смертным, наверняка, не задумываясь, совершил бы роковой прыжок через подоконник. Для человека, наверное, с мигом внезапного появления всей этой нечисти из склепа жизнь стала бы еще более невыносимой, чем для меня.
— Куда ты смотришь? Опять хочешь бежать туда, к ней? — возмущенные восклицания Флер доносились откуда-то из недосягаемой дали, а перед глазами стоял мрак, в котором, ее белокурая шевелюра и нежный овал лица маячили, как головка фарфоровой куколки, и эту головку можно было бы так легко расколоть даже просто рукой, а не когтями дракона, но я вовремя пришел в себя и уже бодрым, спокойным тоном ответил:
— Ни в коем случае! — еще бы, если бы сейчас я снова кинулся бродить по промерзшим дорогам в поисках недосягаемой обители нечистых сил, то разодрал бы горло всем волкам Розы, которых встречу по дороге, благодаря чему уж точно стал бы ее злейшим врагом на остаток вечности. Ведь она всегда любила своих питомцем и относилась к ним почти что с заботой. Единственным исключением был, пожалуй, Ройс, авантюрист, вор, мошенник и в итоге, по настоянию Розы, мой слуга, которого она, разнообразия ради, спасла от гнева дракона, а потом с полным безразличием бросила. Какой сюрприз меня однажды ждал по пробуждению после пира, когда моих друзей и их мелких шавок, вроде гремлина уже и след простыл, но зато на моем попечении был оставлен этот мерзавец. До сих пор он оставался жив только, благодаря тому, что очень расторопно мог подать выпить моим нечеловеческим гостям, еще быстрее убрать осколки от бутылок, и, самое главное, благодаря тому, что он был единственным живым напоминаем о тех временах, когда в компании Розы и Винсента я чувствовал себя абсолютно счастливым.
Неожиданно вспомнился последний пир, крылатые гости, между которыми уже не было ни Розы, ни ее слуг, и вино, смешанное с кровью. Я до сих пор был уверен, что в ту ночь в мой кубок что-то подсыпали, и не заснул я сразу только потому, что этот кубок был выкован гномами, и любой яд, попавший в него, становился безвреден. В ту ночь я слышал чьи — то голоса перед тем, как уснуть и шелест крыльев. Я никогда не спал слишком долго, но та ночь стала исключением. Как же сильно я просчитался, безгранично доверившись Розе. Как будто прочтя мои мысли, Флер лукаво улыбнулась.
— Ты туда больше не пойдешь, я так и знала. Должно же и в тебе быть что-то благородное, — чуть ли не проворковала она.
— Ты слишком мало обо мне знаешь. Нельзя так привязываться к незнакомому человеку, — опять предупредил я, но, как и все предыдущие предупреждение, последнее так же пропало втуне.
— Я уже к тебе привязалась, и мне все равно, кто ты, — смело призналась девушка.
— Если бы ты только знала, — я поднес пальцы к вискам, где с бешеной силой стучала и воспламенялась нечеловеческая кровь,
Конечно, если постараться, я мог все, но был так взволнован, потерян и влюблен, что не пытался ничего предпринять. Нужно было забыть о чувствах, собраться с силой воли и не позволить этим мерзавцам довести моего друга до самоубийства. Можно было содрогнуться при одной мысли о том, что однажды я прилечу к мастерской живописца и увижу его труп на камнях под окнами, расколотый череп, кровь и обнаженный мозг. Конечно, я бы не вздрогнул ни от страха, ни от отвращения, ни от жалости, такие проявления эмоций были против сверхъестественной природы, и я бы ни словом, ни вздохом не выдал толпе собравшихся зевак того, что чувствую, но сердце бы мое окаменело. Я стал бы мстить всем подряд, и людям, когда-либо по недоброму относившемся к моему любимцу, кровавый след привел бы меня к ним, к каждому, кто хоть раз косо глянул в его сторону или плохо подумал о нем. Я наказал бы каждого из них, как и положено карающему ангелу, ведь Марсель при жизни считал меня ангелом, и после смерти я бы оправдал его надежды. Уничтожил бы всех злоумышленников, не мечом, а огнем, и потом отыскал бы склеп. Месть привела бы меня туда вернее любых путей.
— О чем ты думаешь? — насторожилась Флер. — О том, как поймать для меня того миленького зверька?
А она все не уймется! Наверное, очень хочет заполучить гремлина, раз так откровенно попрошайничает.
— Нет, гремл…то есть того зверька я ловить не стану, — разочаровал я ее и тут же почувствовал себя немного виноватым. Нехорошо отказывать даме в ее просьбе, быть может, последней просьбе. Так я говорил себе каждый раз, когда находил и приглашал с собой очередную жертву, любое ее пожелание могло оказаться последним, и поэтому было жаль его не исполнить. Надо же обрадовать живое и обаятельное создание в последний раз, прежде чем оно трупом обмякнет в когтях дракона. Волшебнику было под силу выполнить любую просьбу, но притащить к Флер питомца, который когда-то принадлежал моей возлюбленной, я не хотел. Это казалось мне дурным предзнаменованием. Нельзя же дарить очередной подружке то, что до этого принадлежало невесте. Хотя Роза или ее слуги могли уже давно погнать гремлина взашей из склепа. Если бы о нем кто-то заботился, то зверек не пытался бы с таким взволнованным видом стащить все, что попадется под лапки.
— Может, он сам вернется, — с надеждой предположила Флер.
— Сдался же он тебе? — я, не выдержав, начал грубить и, чтобы Флер не обиделась, тут же предложил. — Давай, лучше я принесу тебе котят.
— Нет-нет, — слишком поспешно возразила девушка. — Им здесь будет неуютно, комнату постоянно продувает, дров или хвороста, чтобы разжечь камин не находится, и еды тоже не хватает.
А еще по разным норам вокруг лазают эти странные, мерзкие существа, которые загрызут не то, что слабеньких, крохотных котят, но даже взрослых кошек. Флер не могла заметить всех этих приспособленных когтистых воришек, таскавших еду у нее со стола. Возможно, по их милости она так часто голодала. Ведь она любила животных и на этот раз тоже могла не понять, что зверушки с очень длинными острыми когтями и клыками на самом деле прихвостни нечисти, а не изголодавшиеся крысы.
— Они больше похожи на обезьянок, — как бы между прочим, заметила Флер. — На миленьких худеньких мартышек, которые вылезли из нор потустороннего мира.
— Да, точно, — подтвердил я и только тут вспомнил, что вслух ничего не произносил.
— Ты прочла мои мысли? — я с недоумением смотрел на Флер, а она только лукаво улыбалась. До сих пор никому не удавалось залезть в мою голову, зато у меня всегда получалось узнать, о чем помышляет собеседник.
— Как тебе это удалось? — я схватил девушку за локоть и слегка ее встряхнул, но пожатие оказалось слишком крепким. У Флер из волос посыпались шпильки, бусы разорвались и рассыпались на дюжины жемчужинок. Те в свою очередь покатились по полу, как зернышки, и ловкие хвостатые твари кинулись подбирать их. Они управились за секунды, так что поймать их и одновременно добиться ответа от Флер не представлялось возможности. А колдовать в ее присутствии мне не очень хотелось, зачем так опрометчиво выдавать себя.