Живая ветвь
Шрифт:
Все, что творится, прикрывается именем народа, полагая, что от его имени все дозволено, уничтожая этот же народ, объясняя необходимостью во имя светлого будущего. Какого будущего, отец? Какое может быть будущее, построенное на груде трупов невинных? Это провозглашают революционеры. Сами-то они у руля, а за все расплачивается простой народ, мы с тобой, отец, и наши дети еще будут расплачиваться за все свершившееся в России. Необходимо прекратить войну и в корне задушить провозгласителей этих идей, пока эта зараза не охватила все общество.
Ты прости меня, отец, я, конечно, не хочу
– Спасибо, сын, спасибо. Я очень рад был услышать тебя, рад вдвойне, что наши мнения во многом совпадают. Но это наша Родина, наша Россия, другой нет, и вам, молодым, решать ее судьбу… Мы с мамой хотели бы поговорить с тобой о другом. Ты ведь помолвлен с Аннушкой Юстафьевой, был сговор, когда же назначать свадьбу?
– Ох, отец, до свадьбы ли сейчас?! А впрочем, почему бы и нет. Решайте сами, я, в принципе, не против. Николай когда приезжает?
– Он, Аркаша, теперь не собирается приезжать. Он сейчас в Швейцарии, после военных действий в Германии он перебрался в Женеву. Туда из Питера уехала семья Монастырских, ведь с их дочерью он помолвлен. Он там оканчивает учебу и уже работает врачом.
Но на свадьбу, я думаю, он обязательно приедет. Значит, мы с мамой можем решать вопрос о дне свадьбы. Хотелось бы дождаться внуков. Надо жить, сын, время потрясений страны приходит и уходит, а люди остаются. Надо жить.
– Спасибо, отец, что понял меня. А насчет внуков – это не с меня надо спрашивать. Ольга замужем уже два года, ей и карты в руки.
– Да, милый, сдается, не очень счастлива твоя сестра. Она опять у нас дома. Не сидится ей в ее дворце. Чуть что – и к нам, и ничего не объясняет. Мы с мамой уж не лезем к ней в душу, так все понятно.
– Правильно, захочет, сама расскажет. Вадим Петрович, конечно, не находка муж. Я всегда был против этого брака. Как Оля могла согласиться на него? Стар, карьерист… Одно название чего стоит – интендант. Занимается снабжением армии, военный генерал. Счетовод какой-то, разворовал, раздел всю армию. Без конца разъезжает по войскам, ораторствует рядом с Керенским.
– Ну будет, Аркаша, не оскорбляй сестры, вышла, значит что-то нашла в нем.
– Нашла!? Хорошее не искать в человеке, оно на виду, всем открыто.
– Будет, будет. Ты же знаешь, как это было.
– Ладно, папа, я поехал в штаб. Да, вот еще что: ты бы побеседовал с Мишей, что-то у него с дисциплиной в корпусе не ладно, жаловался его ротный. Мне как-то неудобно. Сам не безгрешен. Да и времени уже нет.
– Что там он натворил, паршивец? С тебя берет пример. Спит и видит быть похожим на старшего брата. Усы уже отращивает, вот я ему. Гитару из рук не выпускает, Дениса Давыдова изображает.
– Ты не очень его воспитывай, отец. Парень молодой во взрослую жизнь вступает, хочется побыстрее. Все мы через это проходим.
– Ладно, ладно, разберусь, ты уж поезжай, Бог с тобой.
Аркадий уехал, а Георгии Кириллович, все еще под впечатлением от разговора с сыном, прошел в спальню к жене, думая по пути, что вот уже более четверти века они вместе, вырастили шестерых детей. А он не перестает приклоняться перед этой женщиной и в который раз благодарит про себя бога за такое подношение. А вот детей, похоже, судьба обходит в этом отношении. Оля – столько страданий выпало на ее юную голову. Надо же было ей влюбиться в 16 лет, и в кого? В учителя танцев! Как страдала, сколько было с ней хлопот. Потом, вроде, успокоилась, а может, просто наступила себе на душу, чтоб не болела. А через два года, не раздумывая, вышла за Вадима Петровича. Как же – генерал, перья распускал около ее, как павлин. Живет, вроде бы, в достатке, не жалуется, но чувствую всем сердцем – нет и тени там любви к мужу, а похоже, и уважение пропало, детей тоже нет. Вот и мечется девочка между своим и родным домом.
Зайдя к жене, застал ее за работой.
– Ксюша, к тебе можно?
– Что же ты спрашиваешь дорогой, тебе всегда можно. Как здоровье?
– Что ему сделается. А ты все за работой, все вышиваешь? Сколько уже этих покровов ты понаделала, чай все монастыри снабдила.
– Не кощунствуй, милый. Это не для монастыря, для Бога, работать необходимо. Ты ведь тоже не сидишь без дела.
– Да какие теперь дела? Сейчас беседовал с Аркашей насчет свадьбы, выяснял, не передумал ли он жениться, сговор был, а время идет.
– Мне кажется, Аркаша не горит особым желанием жениться, уж больно спокоен на этот счет.
– Ты права, дорогая, особой любви там нет. Когда я тебя сватал, часа не мог дождаться, когда под венец поведу, вся душа горела.
– Спасибо, родной, я знаю. Что же он?
– Согласен. Назначайте время сами с мамой – сказал и уехал.
– Да, спокоен. Может подождать, пусть еще подумает.
– Некогда ему думать, Ксюша, некогда: война, время не для раздумий.
– Думаешь, его могут забрать на фронт? Не приведи Господь, только не это.
– Фронт – это не самое страшное, это еще полбеды. Хуже – гражданская война, здесь, внутри России, когда пойдет брат на брата. Тогда он и сам не усидит дома, да и никто не усидит, вот что страшно.
– Гошенька, неужели все так плохо в стране?
– Что ж хорошего? Все валится, идет раздел власти, никто работать не желает, все хотят командовать. Аркадий порассказал такое про армию, что в голове не укладывается. Что будет дальше, одному Богу известно. Надо, Ксюша, играть свадьбу. Сегодня же поеду к Юстафьевым, назначим день венчания. Да необходимо дать Николаю телеграмму, пусть приезжает.
– Володя, конечно, не приедет, уж очень далеко.
– И незачем. Так сложно было с отъездом, вдруг потом не выпустят, Бог с ним, пусть живет. Вроде, неплохо устроился, второй сын родился.
– Внуки родятся, а мы их не видим, грустно.
– Не грусти, дорогая, еще не последние внуки на наши руки.
– Скучаю я по Митеньке, только ходить начал – увезли.
– Будет, будет, не трави себе и мне душу. Оля у себя?
– Где же ей быть, у себя, наверху.
– Как где? Дома. Чай есть свой дом, семья.