Живая вода

Устелимова Светлана

– Смесь такая, дохляков оживляет. Вчера твою крысу оживила, Магдалину.

– А-а-а! – наконец вспомнив, протянул Аркадий и поправил: – Свинку. Мелинду.

– Её, лапушку, – обрадовался Василий.

– Я её в клетку посадил? – озаботился Аркадий. – Что-то не припомню. Если не посадил, будет скандал. По-моему, нужно вернуться, проверить. Такая хорошая свинка, терпеливая умница.

– Я сам посадил, не волнуйся, – не моргнув глазом солгал Кашеедов, понимая, что иначе приятель не успокоится.

– Ну, слава богу. Так что насчет «Оживина»? У тебя есть какие-то идеи?

– На

этой смеси можно миллионы заработать – бабки веником грести. На всю жизнь хватит, – сказал Кашеедов. – Только вот не знаю, с чего начать.

– Веник купи.

– Тебе бы всё шуточки! Ты что, не врубаешься?

Не проявляя энтузиазма, Аркадий ответил:

– На мой взгляд, твоя смесь – это какой-то казус. Любое открытие требует многократного подтверждения. Да и состав – он же не фиксированный, понимаешь, не запротоколированный. Даже если микстура реально работает, на промышленный поток ты её не поставишь и коммерции не сделаешь.

Кашеедов слегка поник, но быстро взбодрился:

– Тогда микстура, которая сейчас у меня в кармане, существует только в единственном экземпляре, а потому цены не имеет. Это прямо сказать, бесценная микстура. Золотая, нет, бриллиантовая! Одним словом, экзюзив.

– Эксклюзив, – машинально поправил Басистый. – Тут трудно поспорить.

– Остаётся найти подходящего покупателя. Наша цель – выгодно её продать!

Кашеедов любил чёткие и понятные цели. Однако Аркадий продолжал сомневаться.

– Я считаю: нужно повторить эксперимент, – сказал он.

– Рехнулся? У нас этой радости меньше, чем пол-литра. Экономить надо.

– Хотя бы на человеке. Вдруг она не подействует?

– А ведь и правда! Кого бы оживить?

– В морге много желающих.

– Нет, не пойдёт. Все об открытии тогда узнают, а мы ничего не получим.

Возникла пауза. Басистый вместо того, чтобы думать в нужном направлении, наблюдал, какое глубокомысленное выражение приобрело круглое лицо его приятеля. Кашеедов перехватил этот взгляд и уловил в нём иронию, поэтому сказал:

– Мне сейчас идейка в голову пришла. Давай я тебя так, чуть-чуть, ножичком… а потом…

Басистый возмутился:

– Спасибочки! Давай я тебя!

– Ты не сможешь, у тебя характера не хватит.

– Пожалуй, ты прав. Знаешь, мне отец в детстве про коммунизм рассказывал. Как все раньше в него верили. Так вот мой папка, когда пацаном был, мечтал Ленина оживить, чтобы показать ему, каким прекрасным мир стал при социализме, как страна расцвела. Ленин и сейчас в мавзолее лежит.

– Я бы лучше фараона Тутанхамона оживил! – ответил, блеснув познаниями Кашеедов. – А Ленин, он же безмозглый! Я в институтах не учусь и то знаю. Ему мозги сразу после смерти ампутировали, для науки! Так что Ленина оживлять отказываюсь. Лучше тайком на кладбище кого-нибудь вырыть.

– Вырывать не будем, но покойников ведь каждый день хоронят…

– Схвачено! Можешь дальше не распространяться, – с энтузиазмом воскликнул Василий.

Город был большой, и кладбищ в нём имелось несколько. Друзья прикинули, что от того места, где они находились в данную минуту, легче всего добраться на автобусе

до небольшого кладбища, именуемого «Монастырским», потому что в стародавние времена разбивалось при женском монастыре, однако давно стало общегородским. Они дождались транспорта и отправились туда.

Обширное кладбище растянулось вдоль трассы, а монастырский комплекс располагался за ним. Издали были заметны белые стены ограды и золотые купола церкви.

Молодые люди прошли на кладбище через главные ворота и направились мимо расположенного у административного здания прямо по центральной дороге. Как всегда, в центре, вблизи дорожек, на самых видных местах располагались могилы самых уважаемых и самых обеспеченных горожан, а на окраинах покоились простые люди. Сразу на площадке у входа, будто эстрада в ресторане, выделялась эффектная могила, облицованная дорогим мрамором с претенциозной скульптурой. Здесь, по слухам, спал мирным сном какой-то кровавый бандит. Ходить по кладбищу было интересно и занимательно. Могилы были оформлены в зависимости от вкусов и материальных возможностей родственников покойных. Некоторые даже представляли собой художественную ценность – над ними поработали талантливые, а порою даже профессиональные архитекторы и скульпторы.

В этот утренний час кладбище ещё пустовало. Здесь не было никого: ни похоронных процессий, оплакивающих покойников, ни посетителей, навещающих дорогие могилы, ни могильщиков, копающих ямы, ни уборщиков, которые мели бы сор. Только листва опадала на мраморные надгробья, забивалась в решётки оградок, шелестела под ногами и была почему-то похожа на милость.

Кашеедов и Басистый пришли сюда не любоваться красотами природы или произведениями искусства, они не обратили внимания на всё это нисколько. Скорым ходом молодые люди достигли противоположной окраины кладбища и никого не увидели. Монастырский комплекс отделяла от кладбища узкая грунтовая дорога, засаженная кустарником. Попасть в церковь можно было, не заходя на тщательно охраняемую территорию монастыря.

Друзья увидели небольшую группу людей, которые толпились у входа. Кашеедов потянул приятеля внутрь церкви. В окна пробивался белый свет, мерцали свечи. В центре зала стоял гроб, а возле него несколько человек – близких умершего. Стало ясно, что здесь готовятся к отпеванию покойника. Священник пока не вышел к собравшимся, лишь две пожилые монахини бродили по залу, поправляя свечи, где-то подтирая, что-то убирая.

– Вот он! – шепнул Кашеедов Басистому, кивая на гроб с покойником. – Действуем!

Сердце у Аркадия дрогнуло. Одно дело говорить вообще, строить планы, другое реализовать на практике. Всё как-то слишком быстро получилось, он не успел обдумать, решить для себя: морально ли это, хорошо ли? А Васька торопил:

– Давай, давай!

«Если микстура не подействует, то никому хуже не будет, – решил Аркадий. – Если подействует, то человек оживёт и принесёт много пользы остальным, а уж как обрадуются родные!» Действительно, очень важно бывает идейно обосновать свои поступки. Будет правильное идейное обоснование, тогда спокойно можно всякие безобразия творить.