Живая вода

Абсалямова Альбина

ВРЕМЯ ВЕРТИТСЯ КАК КАТЛАМА…

Марокко

1

Черноокий красавец кружился в неистовой пляске,Сотни гадов морских закипали на быстром огне,И сказитель тянул свои зычные звучные сказки,И змея извивалась дугой, приближаясь ко мне.Зной стихал, уходил в никуда, наступала прохлада.Апельсиновый сок мутной каплей стекал по руке.И берберская женщина сладко сулила: всё будет как надо,И цветок бурой хной рисовала на чьей-то щеке.Где-то там, далеко, миллион километров отсюда,Вы стояли, раскрывши окно, и дышали грозой.Марроканский колдун мне мешал в порошок

кровь ежа и верблюда,Приправлял его жёлтой пчелой, золотой стрекозой.Вы садились за стол, погружались в дела, доставали бумаги,Я несла порошок в разноцветном холщовом узле.Барабаны гудели, трещали туземные флаги,И гроза поднимала бумаги на вашем столе.

2

Далеко, далеко, далеко, в деревеньке Имеково,Ты сидишь на траве и считаешь круги в паутине.Я в вагоне, смотрю на хрустальную Вековку,А сама ещё там, за горой, в разноцветной медине.У тебя, у тебя, у тебя там ключи и уключины,Ты готовишься в путь по холодному сонному озеру.…Там, в медине, ежи упирались шипами колючимиВ прутья клетки в коморке торговца рогожами.Тишина, тишина, тишина, ты дрожишь в изумлении,Онемевши, следишь за озёрных кувшинок качанием…Там такое, такое, такое встречается в каждом селении! –Что слова застывают внутри, превращаясь в молчание.

3

Чёрный учебник с зелёным глобусом –География. Седьмой класс.Красные горы за пыльным автобусом,Красные горы с названьем Атлас.Сколько их было, в том толстом учебнике,Слов непонятных, нездешних имён!Вечно их путал, не выспавшись, Хлебников,Вечно не знал, где Париж, где Габон.…Если б он ведал, что все эти горы,Все эти впадины, все ручейки,Он обойдёт удивительно скоро –Разве б боялся поднять он руки?!…

Прощёное воскресенье

Просить прощения – значит подняться с дивана,Окунуть свои ноги в пушистые тапочки,Посмотреть на часы – а вдруг ещё рано,И ты спишь, и во сне тебе снятся бабочки.(Впрочем, как же ты спишь, если время не лечит,Если груз непрощенья подсел к твоему изголовью,И моею холодной рукой твои трогает плечи,Что-то шепчет, и «кровью» мешает с «любовью»).Значит, так. Ты не спишь. Ты всё утро сидишь за роялем.Впрочем, нет никакого рояля, а есть пианино. «Сюита».И бемолям, диезам, мажорам, пюпитрам, педалямНеспокойно. И мне неспокойно. Седой композиторНаписал перед смертью симфонию номер не помню какой,Не оставив ремарок, «см» и «PS», ничего не оставив.Подойти к телефону, шесть цифр одна за другой,На седьмой не решиться, и трубку на место поставить.А на улице Пушкина что-то горит, и сливаются запахи-краскиСнега, дыма, и солнца, и кислых оладьев.Воскресение прячется за скоморошечьей маской,Призывая прощать и любить нелюбимых собратьев.

«Все тянут руки и смотрят пристально…»

Все тянут руки и смотрят пристально,А я боюсь этих глаз и рук.А мне всё снятся аллеи мглистые,И белым мелом – неровный круг.И ты стоишь – по колено в омуте,А мне тебя целовать не сметь.И всё не проводишь меня до дома ты,И всё мне снится медведь, медведь.А я молчу, мне тебя не веленоСмущать речами, любить нельзя.И ты молчишь. Но давно отмеряноЗабыть однажды, что мы друзья.А руки тянут, и смотрят пристально,И я боюсь этих глаз и рук.Но ты смеёшься – и небо мглистоеСветлеет, тает, и меркнет круг.

«Ты помнишь, мы сидим на брёвнышке…»

Ты помнишь, мы сидим на брёвнышке,И я тебя целую в шею.И поле, и во поле зёрнышки,А я и верю, и не верю.А я тебя хочу на блюдечке,А ты устало смотришь в дерево.И мне бы к морю, в белой юбочке,И чтобы всё-таки поверила.А ты мои неволишь пальчики,И улыбаешься невесело,И всё пророчишь длинных мальчиков,И платье белое невестино.А я сама себе пророчица,И я тебя целую в голову,И больше ничего не хочется,А только праздника соснового.И расставаться нам не надо бы,И расставаться всё не хочется…Но ты твердишь, что будет радуга.Что я сама себе пророчица.

«Всего лишь лестничный пролёт…»

Всего лишь лестничный пролёт,И я на тонких каблучкахСпускаюсь вниз, и дождь идётИ знает всё о червячках.Ах, червячки!…Откуда вдругОни хозяйничают в сердце?И я иду, и дождь вокруг,И то ли рондо, то ли скерцо.И я иду, и дождь идёт,И превращается в сомненьеВсё то, что зналось наперёдИ обещало вдохновенье.Но дождь идёт, и дождь пройдёт,И всё, что плакалось и пело,Что ни к чему не приведёт,Как ты сказал когда-то смело,Ещё воскреснет и взойдёт,Как сны сбываются частенько.И я иду, и дождь идёт,И обрываются ступеньки.

«Очень долго смотреть в окно…»

Очень долго смотреть в окно,Вспоминать как тогда, давно,Ты, смеясь, обещал увести истребительИ катать меня в нём, и бросать на дно.А потом доставал ладонь,И казалось, что только тронь,И она превратится в живую водуИли вспыхнет, напротив, аки огонь.Я была в тебя влюблена,Но в те самые временаВсё не смела озвучить: «Знаешь,Бросим всё и уедем наЛютый север, горячий юг…»Ты смотрел на меня как друг.Но из всякой дружбы есть исключенье:Поцелуй и сплетенье рук.

«Всепрощающий Бог, разреши объяснить…»

Всепрощающий Бог, разреши объяснить,Почему не к тебе, почему не тебяЯ бежала любить, как не нужно любить,Но, увы, только общее правило я.Спотыкалась о корни его, но в листвеНаходила покой, но покой невелик.И любить его так, как никто и нигде,Не умела, не смела, не знала язык,На котором вещал он о тайнах морейУтопающих в каждой, и в каждой груди…Чтоб не слышать, к устам приникала скорей…Но вторичны уста, а глаза впереди.И молчали глаза. И стремилась назад,Всепрощающий Бог, я в объятья твои.И пылали объятья, и плакал закат,И напевно звучал Алишер Навои.

«И лист виноградный похож на кленовый…»

И лист виноградный похож на кленовый,И лысый курортник похож на соседа…А я всё хожу, примеряю обновы,И осень мне кажется ближе, чем лето.И осень мне кажется лучше, теплее,Огромней и ярче, чем душное лето.И хочется: парк, золотые аллеи,И губы твои виноградного цвета.

«…кукла наследника Тутти…»