Живее всех живых (сборник)
Шрифт:
– Вот чёрт. Извините.
Денис вскочил и быстро вышел на мороз в гостеприимно распахнутые двери.
Луна на своём привычном месте флегматично взирала на мир. Блёклые точки звёзд дрожали в восходящих потоках тёплого воздуха. Нет, ну надо же! Никогда не засыпал в транспорте, а тут… А этот сон. Денис стоял и мотал головой, прогоняя видение. Как реалистично! Он всё ещё чувствовал Ленину голову на своей груди, запах её волос. «…Утром сказка кончится…» Нет уж, дудки!
Он достал телефон.
Тихий, уставший, такой родной голос:
– Алло, Денис?
Конечно, я, любимая.
– Здравствуй. Лена, я хочу, чтобы у нас был ребёнок.
Тишина в трубке. Всхлипы.
– Лена, ты меня слышишь?
Срывающийся голос, почти шёпот:
– Прости меня, Денис. Я такая дура. Я сейчас приеду. Можно?
– Приезжай.
Амур неслышно выскользнул из-под одеяла, подошёл к окну, расстегнул и скинул пижамную рубашку, а затем брючки. Постояв немного голышом, он повёл плечами, расправляя крылья. Острые мальчишеские лопатки выгнулись, затрепетали перьями и раскрылись в два величественных белых крыла. Неужели вы думаете, что у амуров маленькие крылышки размером с голубиные? И как, скажите на милость, на таких летать взрослому пятилетнему мальчику?
Амур подпрыгнул и завис в полуметре от пола. Огромные лебединые крылья опускались и поднимались с глухим уханьем. В комнате поднялся небольшой ураган. Штора на окне заколыхалась в такт взмахам, шары на ёлке начали позвякивать, ударяясь друг о друга. Мальчик настороженно посмотрел на дверь спальни: не разбудить бы. Затем одним взмахом преодолел расстояние до окна и растворился в исписанном зимним узором стекле.
Тодд
1
– Петька, сгоняй-ка в подвал, принеси воды. – Старый боец протянул пацану фляжку. – Скоро опять попрут, чтоб их… – Он приподнялся и опасливо выглянул в окно.
Двенадцатилетний подросток буркнул: «Угу», закинул за спину автомат, схватил фляжку и стремглав бросился к лестнице, бормоча под нос: «Я сейчас, Макар Саввич, я пулей».
Боец, тем временем, устало опустился на пол, прислонился спиной к стене и расстегнул верхнюю пуговицу фуфайки. Свой ППШ с раскалённым от стрельбы стволом он поставил рядом. Закрыл глаза и сидел, слушая непривычную тишину, нарушаемую лишь далёким грохотом боя.
Прибежал Петька, протянул полную фляжку. Зипунов неторопливо отхлебнул, глядя на чумазое мальчишеское лицо. Эх, не детское это дело – война. Тебе сейчас за партой надо сидеть, малой, а не воевать.
– Сам-то будешь? – он протянул пацану фляжку.
– Не-а, дядь Макар, я попил уже.
– Ну, смотри. – Зипунов завинтил крышку, положил фляжку на пол. – Лёг бы ты, поспал чуток? – кивнул он в сторону угла комнаты, где на полу валялась куча тряпья. – Время есть. Раньше чем через полчаса фрицы не полезут.
Пацан улыбнулся и по-детски вытер рукавом нос.
Сердце Зипунова кольнуло. Он вспомнил, как Петька прибился к ним ещё там, в Касторном, почитай под самим Воронежем.
…Они шли, вытянувшись колонной, смертельно уставшие бойцы и командиры с серыми от пыли лицами, шли по горящей деревне. Деревенька-то – одна лишь улица с русскими избами по обе стороны. Целых почти нет ни одной, стоят закопчённые печи с высокими кирпичными трубами, а вокруг – головешки чёрные. Кое-где ещё догорает, видно недавно фрицы отбомбились. Стервятники иродовы.
Трое суток они сдерживали немцев. Не дрогнули. Выполнили приказ командарма. Дивизия приняла главный удар левофланговой наступающей группировки фашистских войск. Её танковые и механизированные корпуса рвались к Воронежу, чтобы потом, наступая на юг вдоль Дона, выйти к его излучине, соединиться с Паулюсом, ломающим оборону красных от самого Харькова, и уже совместно ринуться на Сталинград, перекрыть Волгу – главную артерию Советов, по которой они получали Бакинскую нефть. Три дня необходимо было армии и фронту на перегруппировку сил. Дивизия выстояла. И лишь теперь, получив приказ на занятие нового рубежа, начала организованный отход. И пусть потери были очень велики – личного состава осталось неполный батальон, матчасть вся потеряна – они не дрогнули, выстояли!..
Петька стоял возле сожжённого дома и плакал. Плакал, как плачет любой ребёнок: вздрагивал плечами, уронив голову и вытирая рукавом сопли. Колонна бойцов поравнялась с ним, каждый смотрел на плачущего ребёнка, думал о своём. На скулах бойцов играли желваки. Мальчишка обернулся, и, вглядываясь в лица солдат, начал успокаиваться, в глазах его появилась надежда. Неожиданно он сорвался с места и помчался к командиру, шагающему впереди. Догнав, он дёрнул того за рукав:
– Дяденька командир, возьмите меня с собой!
Старший лейтенант скосил на него глаза, но проигнорировал. Даже с шагу не сбился. Мальчик не отставал, семенил рядом.
– Возьмите! У меня никого больше нет. Мамку с сёстрами убило бомбой. Батька воюет, уже год ни слуху ни духу…
Старлей вдруг остановился, крикнул: «Подопригора, веди колонну!», и присел на корточки.
– Зовут-то тебя как, парень?
– Петькой. Петром Васильевичем Мальцевым.
– А лет тебе сколько?
– Тринадцать… Будет осенью.
Командир вздохнул:
– Мал ты ещё, Пётр Васильевич. Не могу я тебя взять.
Пацан насупился. Казалось, слёзы вновь брызнут из его глаз. Но нет. Он отчаянно посмотрел в глаза старлею и упрямо прокричал тому в лицо:
– Я всё равно уйду воевать. Не с вами, так с другими. Я хочу немцам мстить, понимаете? Мстить, мстить…
Командир замолчал, повернул голову и задумчиво посмотрел на своих бойцов, бредущих по пыльной дороге. Поймал взгляд старшины Зипунова. Тот чуть заметно кивнул.
Старший лейтенант поднялся, оправил гимнастёрку и зычно скомандовал: