Живи и ошибайся 2
Шрифт:
Три полотна были Лёшкины. Остальные принадлежали кисти Крендовского. Не скажу, что это были прямо-таки шикарные и большие работы. Большая часть напоминала этюды и была выполнена с натуры, на пленэре. На мой взгляд живенько и правдоподобно. Другой вопрос, что в это время так не изображают пейзажи. Собственно, этим Куроедов и собирался хвастаться перед соседями.
Кроме нашей компании, приехало ещё тридцать пять человек. И все со слугами, лошадьми и экипажами. Куроедов к такому числу гостей был привычен и, к моему большому удивлению, сумел разместить всех в доме. Только прислугу визитёров по флигелям и чуланам разогнал.
Обеденный зал поместья вообще под сотню человек мог вместить. Это роскошество Ксенофонту Даниловичу от покойного папеньки досталось. Родитель Куроедова любил жить с размахом. Удивительным образом не разорился на подобных излишествах и даже сыну приличное состояние оставил.
Рассуждения о том, что раньше помещики побогаче были, я часто слышал. Нелегко пришлось тем, кто попал под французскую оккупацию. Император что-то там компенсировал, но многие дворяне просто погибли. Нашего региона эти события не коснулась. Во время войны крестьяне пахали, мелкие предприятия продолжали приносить доход помещикам, по рекам сплавляли лес на продажу, купцы вывозили мёд, пеньку и так далее.
Безусловно, кто вел хозяйство спустя рукава, разорялся, продавал земли вместе с крестьянами. Безземельных дворян в Петербурге хватало. Вместо того чтобы заняться чем-то приносящим доход, эти бездельники кичились своим происхождением, стрелялись на дуэлях и осуждали тех, кто занимался предпринимательством.
Куроедову на мнение аристократов было наплевать. Он никоим образом не сравнивал себя с купцами. А уж когда мы мы ему столько идей подкинули, то возомнил невесть что. Самое интересное, что общественное мнение среди соседей Куроедов сумел создать соответствующее. Им восхищались, ему завидовали, с ним искали встреч, просили рекомендаций и денег.
По последнему пункту не думаю, что имелись успехи. Накормить гостей и напоить вином Куроедов был рад, а в долг деньги не давал. В крайнем случае мог что-то купить или вложиться в долю. Что не мешало ему слыть самым хлебосольным хозяином среди соседей.
Неудивительно, что на приглашение откликнулись все, кого позвал Куроедов. Большинство ещё и детей с гувернёрами прихватили.
Майорша Лопатина, кроме шестнадцатилетнего сына, пятерых учителей привезла, помимо прислуги из крепостных. На Лёшку дамочка косилась, но откровенно приставать не рискнула, предпочла громко обсуждать с мамашами, как важно дать ребёнку хорошее образование и как её Коленька получает самое лучшее. В этом я ничуть не сомневался, разглядывая подростка, страдающего излишней полнотой. Чувствуется любовь маменьки.
Лёшке повезло, что по распоряжению Куроедова вдову с сыном посадили в конце стола, подальше от нас. Гундоровы тоже оказались не слишком близко, но мы с ними раскланялись еще раньше.
После того как гости откушали (часа три потратили на это дело), всех развели по гостиным. Кого чаи пить, кого курить. Ксенофонт Данилович последние три года табак не употреблял и собрал вокруг себя кружок желающих послушать о лечебных травах и правильной заварке чая. И уже после всех этих чаёв гостей наконец повели в оранжерею, где была устроена выставка пейзажей. Типа там освещение лучше.
Гости к этому моменту изнемогали от нетерпения. Очень уж много интриги было вокруг картин. По просьбе Куроедова я письмо от государя прихватил. Оно было продемонстрировано всем желающим.
— Да вы, батенька, бунтовщик, — посмеивался один из знакомых Куроедова.
— Новое направление в искусстве, моими красками писано, — задрал подбородок «спонсор» выставки.
На мой взгляд, ничего особенного в тех картинах не было. Изображалось разное время года, освещение, всё та же динамика, передача ветра или полного спокойствия. Но отчего-то это считалось неправильным, не классическим, не по канонам.
— Софья Борисовна, а вот эти пейзажи мною лично сотворены. Гладь реки словно ваши бездонные глаза, — охмурял Алексей юную Гундорову.
С родителем барышни я уже перекинулся парой слов. Намекнул на наши с Алексеем денежные проекты. Посетовал на то, как доходы растут, а женской руки вести хозяйство нет, и господин Данилов буквально извёлся.
Меня поняли правильно. Гундоров свое одобрение выразил и с довольным выражением лица потащил куда-то старших сынков, оставив дочь на попечение супруги. Та мешать парочке не собиралась, но некоторые меры приличия соблюдала. Мы с Елизаветой также следовали по пятам, чтобы отгонять от Софьи возможных конкурентов.
Их особо и не было. Только Коленька Лопатин сунулся приударить за молодой соседкой, но потерпел фиаско на первой же фразе корявого комплимента. То ли дело распушивший хвост Алексей! Он уже пообещал девушке прислать книгу.
— Как напечатаем в Москве, непременно вам первый же экземпляр, — с мурлыкающими нотками в голосе пообещал Лёшка. — Елизавета Африкановна только подпишет. Знаете, что сие автограф?
Кто-то из гостей планировал задержаться у Куроедова. Мы же убыли на следующий день. Пароход вот-вот должен прибыть и лучше мне его лично встретить в Алексеевке.
Там еще могла возникнуть проблема из-за леса, сплавляемого по Самарке. Собственно, мы и были основными покупателями брёвен. Временно я перенёс вспомогательную пристань выше по течению. Мужики встречали плоты, вытаскивали на берег. И всё равно личный контроль не помешает.
Куроедов зафрахтовал пароход на весь сезон. Посудина дождётся нас в Нижнем Новгороде и повезет обратно. Алексей волновался, в каком состоянии судно. Вдруг ремонт требуется или еще что?
Как оказалось, беспокоились мы не зря. Прибывшее плавсредство не порадовало.
— Оно точно не развалится? — с сомнением разглядывал достижение технического прогресса Алексей.
— Сюда-то дошло, — озвучил я очевидное, хотя и сам сильно недоумевал тому, что видел.
Допустим, насчёт гребных колёс я был в курсе ещё раньше. Описание нам дали бурлаки в прошлом году на переправе. Но, честно говоря, я ожидал чего-то большего.
— Кареты не загрузим, — продолжил оценивать Лёшка посудину. — А лошадей куда?
— Куда, куда, на верхнюю палубу, под навес.
Пока мы смотрели, а крестьяне радовались такому событию, пароход начал причаливать к той барже, что у нас для написания картины «Флибустьеры» использовалась. Её там держали вместо пристани. Очень удобно, а другого применения старой баржи мы не придумали.