Живинка в деле
Шрифт:
Катится по крутой царской крыше горох во все стороны, а тесинки-боковинки его в желоб направляют. Бежит по желобу горох и с разбегу в царский закром сыплется, а пока от конца желоба до закрома летит, ветер из него всю шелуху до пылинки выдувает.
Толпится народ. Разные слова выкрикивает:
— Вот каким людям надо царством править!
— Ай да
Так шумят, что царя раньше обеденной поры разбудили. Глядит он — горох ветром веется, с разбегу в закрома сыплется. А Фока лежит на боку, нежится на царской крыше да кое-когда желоб из одного закрома в другой нацеливает.
Застонал от обиды царь. Парчовый рукав со злости изжевал, чуть резной пуговкой не подавился. Думу трубой созывать повелел. Народ в царстве всполошить. Балдеевы думники во дворец бегут, а народные умники у дворца толпятся. Фоку прославляют да его выдумку перенимают.
Темным людям свет часто глаза режет. У дураков от чужого ума всегда голова болит. Удумала дума новый указ:
«Мы, царь-государь Балдей Третий, повелеваем ленивому Фоке Лежебоке за неделю горох в муку перетолчи».
Помрачнел народ. И Фока запечалился. У него овсы не убраны, своя рожь в поле не сжата стоит.
Пошел опять ветер в поле слушать, ночь на зипуне не спать, дарового работника искать.
Ветреная ночь была. Деревья туда-сюда так и качает. А Фока все видит и на ус мотает. И что надо было ему, то он и намотал.
Приносят ему утром царские слуги песты да ступы.
— Толки горох. Если на боку лежать станешь — хуже будет.
Куда уж хуже — из стольких закромов горох перетолочь! Только не стал Фока руками горох толочь. Дерева вместо себя поставил толчеями.
Натянул Фока от одного дерева к другому веревку. Подвязал посередь веревки пест, поставил под него ступу и засыпал ее горохом. Так другую и третью — все, сколько было, ступы пристроил.
Дерева туда-сюда качаются, веревку то натягивают, то ослабляют. От этого тяжелый пест то подымается, то опускается — сам собой горох толчет. А Фока тем часом свою рожь-пшеницу молотит, овсы убирает. Выберет из ступ гороховую муку, новым горохом их засыплет — и опять за свою работу.
Весело толкут горох даровые работники. В лесу только стукоток идет. Народ Фоку честит и славит, челом ему за науку бьет, первым умником его называет и самотолченые песты перенимает.
А царские прислужники к царю Балдею с доносом бегут:
— Ваше величие! Твой неслух Фока таким умником себя выказывает — самого царя переплюнуть умом-разумом хочет. Самотолченые песты в роще поставил. Всю работу исполнил.
Кровью налились Балдеевы глаза. В ярости так головой мотнул, что корона слетела, под амбар закатилась.
— Смерть ему! Смерть! Только казни не удумаю. Думу трубите.
Опять труба трубит, народ валит, полоумные дьяки в исподниках, на босу ногу в сапогах бегут:
— Чем тебе служить, царь?
— Придумайте, бояре, лютую казнь Фоке Лежебоке.
Тут думный дьяк Пустая Голова почесал под мышками да и говорит:
— Пресветлый царь Балдей Обалдуевич! Нашу державу волки одолели, всех овец прирезали. Пусть Фока волков из царства выгонит. Глядишь, они его и заедят.
— Вот так голова! — говорит царь. — Всей думой думай, лучшей казни не удумаешь. Пиши указ.
Услыхал народ указ. Понял народ, как темный царь за светлый ум Фоку жалует, перешептываться начал, сговариваться. Сплачиваться.
Порознь народ — дождь, а вместе — полая вешняя вода. Сила! Какую хочешь преграду смоет.
— Надо, ребята, Фоке подмогнуть, — говорят мужики. — Какая тебе, Фока Корнеич, подмога нужна?
— Помогите, — отвечает Фока, — если милость будет. Поймайте мне десятка два волков. А я буду им кумачовые жилеты шить, да огненного цвета краску для их морд разводить, да колокольцы-бубенцы делать.
— Это зачем?
— Увидите, — отвечает Фока.
Поймал народ два десятка волков. И живьем их в мешках Фоке доставил.
Обрядил Фока волков в кумачовые жилеты, намазал им морды огненной краской, привязал им под брюхо колокольцы, нанизал на хвосты бубенцы да петушиные перья и выпустил на волю.
Кинулись волки к своим стаям, а стаи от них. Боятся огненных морд. Страшатся кумача. А звон для них хуже стрельбы. В леса стаи кинулись, а Фокины волки не отстают от своих, ходу прибавляют. От своего звона уйти хотят. От своих волчьих хвостов с бубенцами убежать. А как убежишь?
За одну ночь ни одного волка в этой земле не стало. А Фока косит себе овсы да под озимые клин земли подымает.
Царя вовсе узнать нельзя. Волк рядом с ним за ягненка сойдет. Оба рукава сжевал. Каменья от обиды из короны выколупывать начал.
— Без думы его казню. На плаху! Только как народу об этом объявить? До греха недолго. Вину надо придумать, закон подвести.
А думный дьяк тут как тут:
— А, ваше царское преувеличество, я хоть и Пустая Голова, а закон могу подвести! Фока герб нашей державы обесчестил.
— Какой такой герб?
— Как же, ваше еси до небеси? На гербе у нас волк в короне овцу на загривке тащит. Овец волки приели, а волков Фока в чужие земли выгнал. Мы теперь царство с фальшивым гербом. У нас ни волков, ни овец. Что другие державы скажут?
— Боже ж ты мой! Да у тебя ума больше, чем у меня в закромах гороху. Готовь указ о казни. Вели палачу топор точить, урядникам — плаху на дворцовую площадь выкатывать, Завтра казнь.
Занялась заря. Поднялось солнышко, красное, ясное, Фоку на казнь ведут. Жена замертво лежит. Дети Фокины при живом отце сироты.
Высоко поднял палач топор. Взыграло Балдеево сердце.
Рубанул по широкой жилистой шее топор палача… и согнулся.
— Что же это, царь? — спрашивает при всем народе Фока. — Твой топор мою голову не сечет.