Живодерня
Шрифт:
Глава 3
ЕЩЕ ДВА ТРУПА
Утром Илья проснулся от грохота и вздохов. Сергей в своем вчерашнем виде молотил "грушу", задействовав почти все ударные части тела: локоть, колено, пятку, лоб… И все, что только могло ударить или сделать больно. Утром на голодный желудок это казалось особенно жутким и не вызывало восторга. Илья лежал молча, не желая мешать человеку упражняться. Потом Сергей, нацепив пояс и вставив в него семь ножей по всему периметру пояса (на пояснице, на боках и на животе), взял в руки нунчаку и стал с сумасшедшей скоростью вращать ими – поднялся вой и ветер. Поуспокоившись
Илья неторопливо встал, оделся и, дожидаясь хозяина квартиры, подошел к мирно висящей "груше" и ткнул ее кулаком в кожаное туловище… И тут же застонал, схватился за кисть. "Груша" была набита песком, и непривычный кулак не вынес его плотности. Мстя "груше", Илья стукнул ее другим кулаком, но уже послабее.
Позавтракав, Илья с Сергеем спустились во двор. Там стояли синенькие "Жигули" Сергея. Гараж у него был в другом районе, поэтому машину для удобства он держал под окном.
Когда сели в машину, Сергей поставил в магнитофон кассету, и сзади из колонок зазвучал орган.
– Я только органную музыку слушаю. Это токкаты Баха. Правда, есть еще "Реквием" Моцарта. Поставить? – вопросительно взглянул он на Илью.
– Да ладно, – вздохнул тот.-Пусть играет. Только потише сделай.
Начать решили со старухи Струганого.
– Ты посидишь в машине, – инструктировал по пути Сергей. – А я схожу с каргой поговорю. Если что, тебя вызову. Понял?
Илья не очень хорошо помнил адрес: бумажку с ним он, конечно, выбросил.
– Ну что, сюда? – спросил Сергей, притормозив.
Илья колебался. За три года на улице, где жил Струганый, произошли изменения. Раньше дом был вида облупившегося и ветхого, а теперь…
– Пожалуй, сюда.
Сейчас Илья вспомнил Струганого. Он отчетливо всплыл перед глазами с торчащим изо рта штырем на пропитанном кровью матрасе… особенно хруст и хлюпанье, с которыми он вытянул железяку из горла. Непроизвольно он сморщил нос.
Над подвалом, в котором жил и умер Струганый, как мемориальная доска в его честь, висел красочный щит. На щите был нарисован голубой сверкающий унитаз "Лучшая сантехника из Европы".
– Вот в этом подвале, – показал Илья. – Только там сейчас другое что-то.
– Это где унитаз? Надо было к нему довольно улыбающийся зад пририсовать. Ладно, пойдем посмотрим.
Помещение подвала не сохранило ни следа, ни запаха бывших жильцов. Теперь подвал был отделан по европейским стандартам и населен манящей своим блеском сантехникой. Они зашли и в комнату, где жил Струганый. Хотя было здесь все по-другому, сердце у Ильи сжалось. В углу двое продавцов негромко переговаривались между собой, обрывки фраз доносились до Ильи.
– Надо было платить…
– Неделю всего… Так головой в унитаз и… В больнице сейчас… Еле выжил.
– С Китайцем, сам знаешь…
– Но неделя ведь всего…
– Сейчас он совсем ох…
Друзья вышли на воздух.
– Ну и что же теперь?
– Бабушка, где здесь жилконтора? – спросил Сергей.
Согнутая старостью в три погибели, шаркавшая по своим пенсионерским делам бабка была полуглухой, но где контора знала.
– Сенька там, Сенька-ирод продает все. Все жилье продает, – выплескивая застарелую обиду, шамкала старуха. – Сеньку убить мало…
Друзья отправились по указанному бабкой адресу, а она стояла на месте и, грозя жилистым кулаком, все проклинала какого-то Сеньку.
В зарешеченное окно жилконторы глядел голубой унитаз со щита. В просторной комнате за столами сидели работники конторы. Все они имели праздно-скучающий вид. Блондинка читала женский эротический роман. Мужчина в рабочем халате смотрел в потолок; другой мужчина, в свитере, качал ногой; и только один полный человек, в дальнем углу комнаты, лихорадочно считал, пересчитывал, потом снова считал деньги.
– Скажи, красавица, кто этим домом с унитазом заведует?
Блондинка оторвалась от чтения, посмотрела на Сергея взглядом в любую минуту и в любом месте готовой отдаться женщины.
– Семен Иванович, к вам.
Полный человек тут же перестал считать деньги, сгреб их, быстро спрятал в стол и задвинул ящик.
– Я по поводу этого подвала. Хочу знать…-начал Сергей, садясь на стул. Илья тоже сел.
– По поводу какого? – побледнев, перебил толстяк, взглянув в окно. – Этого?
Схватился за трубку телефона, положил ее на рычаг, снова взглянул в окно.
– Да, да! Этого, где унитаз, – повысил голос Сергей.
– А собственно, что? У меня все документики… – забубнил Семен Иванович.
– Нас интересует, куда делись жильцы этого подвала, – угрожающим голосом заговорил Сергей.
– Жильцы?! Жильцов-то всего одна бабка была. Так вы наследники ее? – Он опять почему-то снял трубку, снова положил на место. – Там никакого наследства, один хлам. Мы его на помойку снесли. Ничего ценного.
– Так бабка-то умерла?
– Умерла, умерла. Повесилась. Три года назад. Старая совсем была – с палкой ходила… и повесилась, видно, в маразме старческом. А если вы насчет наследства, так ничего там не было, одна рухлядь, тряпье… Правда, портфель старенький с наградными листами там, с документами был. Мы его не выбросили – в подвале где-то у нас лежит…
– Когда она повесилась? Летом? – задумчиво поинтересовался Сергей.
– Летом… Мы когда из подвала старухино тряпье выносили, Иван Иванович?
Скучный тип в свитере перестал качать ногой.
– Летом. Белые ночи как раз были.
– Ну вот, значит, и со старухой твой Егор Петрович разделался. Свидетелей убрал, – сказал Сергей, когда они вышли из жилконторы. – Теперь поехали с самим легендологом познакомимся.
Доехали до Галерной улицы быстро. Двор почти не изменился. Только куст сирени, питаясь из заасфальтированной почвы, за три года разросся. Девочка в цветастом платьице с волосами, завязанными "фонтанчиком", стукала мячиком в асфальт.