Живодерня
Шрифт:
Илья поздно заметил "скорую помощь". Но водитель успел затормозить. Взвыли на мокром асфальте шины… Илья бросился в придорожную канаву, заполз за раскидистый куст и затаился.
"Скорая" стояла на месте, водитель и сидевший рядом с ним врач, ни слова не произнося, смотрели на кусты, на дорогу, потом изумленно посмотрели друг на друга. "Скорая" сорвалась с места и уехала.
После недавнего дождя трава была влажной – локти и колени у Ильи тут же стали мокрыми. Но Илья не обращал на это внимания. Он зорко следил за освещенной редкими фонарями дорогой. Мимо с зажженными фарами на большой скорости проносились машины. В это
Илья поежился, представив Александра Лазаревича, сокрушенно разводящего руками.
"Уж чем только не лечили!"
Издали хорошо слышимая в ночи сирена "скорой помощи" заставила Илью плотнее прижаться к земле. Вскоре за деревьями замелькал синий огонек.
Илья оглянулся назад, в чащу леса, но ничего не увидел. С воем машина "скорой помощи" промчалась мимо. Пронесло!
Наверное, уже утром сообщат в милицию о побеге особо опасного безумца… Останавливать машину и просить за рукопожатие подвезти нечего было и думать: в любой из машин можно нарваться на бандитов или на милицию – что в данной ситуации было равноценно.
Сердце неприятно заныло. Лежал бы сейчас на пружинной коечке, корчил бы из себя идиота и в ус не дул, а здесь, под кустом, в сырой простудной обстановке, еще воспаление легких схватишь. Тут и подумаешь, что лучше – сытая, обеспеченная, уютная неволя или сырость, холод, голод, безнадежность… эта, с позволения сказать, свобода. "Да и что такое – свобода?" – озирая сырую промозглую тьму, спросил бы сейчас Илья, задайся он этим умозрительным вопросом. Но Илье было не до этого. Совсем не до этого. Он внимательно следил за дорогой. Сколько дней и ночей Илья мечтал о свободе! А сейчас она казалось чем-то никчемным.
Илья снова обернулся и старательно всмотрелся в черную чащу за спиной.
"Нужно уходить", – подумал он, с трудом различая только самые ближайшие к нему деревья и кусты; остальная чаща тонула во мраке. Пробираться вдоль освещенной дороги было небезопасно: его могли заметить из машины – это он хорошо понимал. Оставалось только углубиться в лес, а там будет видно. Начался мелкий дождь. Илью знобило от сырой прохлады ночи. Он поднялся на ноги, пригнулся и, поминутно оглядываясь на дорогу, осторожно двинулся к лесу.
Когда он лежал под кустом, глядя на дорогу, и особенно сейчас, направляясь к лесу, Илья никак не мог отделаться от странного ощущения. Обостренные до предела чувства улавливали каждое незнакомое движение тонкого мира. И ощущал Илья, будто за ним следят, будто кто-то смотрит на него из тьмы.
Он вплотную подошел к густой чаще, обогнул колючие щупальца куста и пристально вгляделся в темноту, но ничего не увидел. Перед тем как войти в чащу, Илья остановился, посмотрел на дорогу и замер, в изумлении открыв рот и выпучив глаза.
По шоссе медленно шел человек. Он был огромного, нечеловечески огромного роста. На нем был плащ, широкополая шляпа. Своими неестественно длинными ногами он делал большие шаги. Иногда останавливался, вглядываясь в чащу.
– Докололи, – с досадой проговорил Илья. – Теперь всякие монстры мерещиться будут.
Он отвернулся от галлюцинации и, выставив вперед руки, стал углубляться в лес.
Хотя двигался он очень медленно, ноги постоянно натыкались на кочки, происхождение которых Илья никак не мог объяснить для себя, но с тем же упорством продвигался в глубь леса, надеясь увидеть впереди хоть один огонек жилого дома. Но впереди была тьма… Руки неожиданно наткнулись на препятствие. Ощупав его, Илья пришел к выводу, что перед ним низкий металлический забор. Это могло означать, что за заборчиком могут жить люди. Илья на ощупь пошел вдоль него. Внезапно ограда оборвалась. После тщательного обследования Илья заключил, что оградка резко свернула в сторону. Он последовал в заданном направлении, но метра через три ограда снова резко свернула. Удивленный Илья опять пошел вдоль нее. Вдалеке замерцали огни шоссе, – значит, шел он в обратном направлении. И снова оградка резко повернула. Для самоубежденности Илья дошел до следующего поворота.
– Что такое? Ведь я по кругу хожу, – прошептал он и, отпустив металлическую решетку ограждения, сделал два решительных шага в сторону, но споткнулся и упал на мокрую землю. Руки врезались в раскисшую почву. Илья торопливо поднялся… и вновь натолкнулся на ограду.
– Да что же я от нее уйти никак не могу, как заколдованная.
Он хотел шагнуть в другую сторону, но понял вдруг, что это не та оградка: эта была выше, прутья толще. Предугадывая, что новая оградка тоже повернет, Илья пошел вдоль нее и не ошибся, она резко изменила направление – он протянул руку во тьму и наткнулся на другую решетку…
Что-то мистическое было в нагромождении этих заборчиков. Кому потребовалось устраивать в лесу этот странный лабиринт? Кого в нем путать? Ведь при желании любую из перегородок можно перелезть, следовательно, делали их не от воров. Заинтригованный Илья побрел вдоль последней ограды и, дойдя до ее поворота, остановился и огляделся.
Если бы не огни шоссе, он наверняка заблудился бы в этом странном лесу. Он поднял лицо к небу. Хотя ветер и бушевал наверху в кронах деревьев, но дождь перестал, небо просветлело, из-за туч показалась луна. Как будто просветлело и в лесу…
Не отпуская холодного металла ограды, с каким-то внутренним содроганием Илья стал пристально всматриваться, начиная различать окружавшую его обстановку.
– Мать честная, – беззвучно шептал он одними губами. – Мать честная…
Он водил по сторонам глазами и не понимал, как мог попасть сюда и почему сразу еще там, у дороги, не обратил внимания…
Илья протянул руку во тьму и нащупал каменный крест. Он с тоской посмотрел в сторону далекого шоссе, ужа четко различая на фоне его огней кресты и надгробья кладбища.
Но неожиданно оказавшись ночью на вотчине мертвых, Илья не испытал обычного в подобной ситуации чувства мистического ужаса; вероятно, в больничке, справедливо предполагая, что он в конечном итоге окажется на кладбище, притупили в нем это чувство медикаментами, и, нужно сказать, не напрасно: во всяком случае, Илья не чувствовал себя здесь в чужой тарелке.
– Надо выбираться отсюда… – тихонько проговорил Илья, и звук собственного голоса успокоил и придал ему уверенности. – Да, надо выбираться!