Живодерня
Шрифт:
Сознание включалось только на короткое время, и Илья приходил в себя то когда его медленно вели по коридору в туалет, то когда его кормили с ложечки кашей, но, вдруг вспыхнув, все гасло. Потом опять вспыхивало неизвестно через какой промежуток времени, также ненадолго, чтобы снова погаснуть, будто кто-то баловался с тумблером сознания: включит – выключит, включит – выключит…
И всегда он видел перед собой одного человека. Это он бережно вел Илью в туалет, он кормил с ложки, он… Но кто этот человек, Илья не мог вспомнить, да и слишком коротки были вспышки сознания. Остальное время Илья находился в неконтролируемом пространстве безумия. Там происходили удивительные вещи, но Илья стремился
– Ну вот и хорошо. Вот и умница. Выпей еще глоточек…
Илья полулежал в больничной палате, на его кровати сидел тот самый густобровый человек и поил его из железной кружки.
– Вот, еще-е глоточек. Тебе много пить нужно, – говорил он, наклоняя кружку как маленькому. – Чтобы гадость всякая побыстрее из организма…
Илья замотал головой.
– Ну, не хочешь больше?..
– Что… это… – проговорил Илья, даже не понимая, что говорит.
Его голос показался чужим, незнакомым, но больше всего поразило Илью, что он может произносить звуки, говорить даже осмысленные вещи.
– Что это? – повторил он более складно.
Не только его одного поразила эта способность говорить, но и поившего его человека – человек так и замер с кружкой в руке, глядя на Илью широко открытыми глазами. Потом, очухавшись от потрясения, поставил кружку на тумбочку.
– Ты понимаешь меня, Илья?
– Да… понимаю, – не сразу ответил он. – Но голова…
– Что? Голова болит?
– Нет, кружится…
– Ну, слава Богу, – вздохнул человек. – Ты, кажется, начал приходить в себя, я-то уж не надеялся…
Где Илья мог видеть этого человека прежде?
– А что со мной было?
– Эти мерзавцы, – приблизив лицо к лицу Ильи, он заговорил тише, – эти мерзавцы кололи тебя ужасными лекарствами, от которых помутился твой рассудок… – Он вдруг смолк и, подождав, когда мимо кровати пройдет случайный сумасшедший, продолжал: – Ты совершил побег из больницы, но тебя поймали. Ты помнишь это?
Илья потер лоб.
– Кажется, нет… хотя…
Рука его не обнаружила на голове волос. Он снова погладил голову – ладонь нащупала коротенькую, едва отросшую поросль.
– Меня обрили наголо? – спросил он.
– Так приказал завотделением. Потом тебя привязали к кровати и вводили какое-то ужасное лекарство. Ты жутко кричал, у тебя поднялась очень высокая температура. Думали даже, что ты умрешь. Но все обошлось. А потом у тебя стало что-то происходить с головой. Доктор твой перепугался ужасно – все уколы делать перестал, и больше тебя в процедурную не забирали. Но тебе с каждым днем становилось все хуже. А потом решили, что в мозгу у тебя произошел необратимый процесс и хотели перевести в первую палату. Но я попросил, чтобы тебя оставили и разрешили мне попробовать тебя выходить. И мне разрешили. Конечно, они, гады, разрешили мне не из человеколюбия. Они надеются, что ты им что-то там вспомнишь.
– А долго я находился без сознания?
– Недели две.
– Я плохо помню, как собирался бежать… Как меня поймали?
– Этого я не знаю. Тебя принесли ночью без сознания и тут же сделали укол. Но теперь… теперь нужно быть очень осторожным. Мне дали двадцать дней, чтобы я привел тебе в порядок; если за это время мне не удастся – тебя переведут в первую палату.
– Что же делать? – медленно проговорил Илья.
Память приходила толчками.
– А делать вот что. – Густобровый человек снова оглянулся и, не увидев никого в пределах слышимости, продолжал: – Если они узнают, что ты пришел в себя, они снова начнут ставить над тобой свои чудовищные эксперименты. У меня осталось десять дней. Эти десять дней тебе придется прикидываться ничего не соображающим. Понятно?
– А что это даст?
Илья начинал мыслить более отчетливо и быстро, мозг возобновлял свои функции.
– Это оттянет твой перевод на десять дней. А там будет видно. Во всяком случае, я уже передал на волю Свинцову, что ты здесь. Он готовит штурм отделения.
И тут внезапно Илья вспомнил этого человека: ведь это он подходил с общей тетрадкой незадолго до побега Ильи и показывал написанные в тетради фразы.
– А-а, ты из ополчения Свинцова, – догадался Илья.
– Конечно. Ты еще не понял? Свинцов случайно подслушал разговор людей Китайца, узнав от них, что ты – в психбольнице и там из тебя выпытывают какие-то сведения. Свинцов разослал ополченцев по дурдомам, чтобы тебя нашли и помогли чем можно. Это дело нетрудное. Ополчение против Китайца он в дурдоме и сорганизовал. Разве ж нормальные люди пошли бы в ополчение против такого бандита, как Китаец. Мне все с легким приветом. Вот я, например, писать люблю. – Он кивнул на тумбочку, где лежала толстая тетрадь, которую он уже показывал. – Бывает, чувствую такое беспокойство, какое-то особенное. Ну, думаю, началось. Сяду дома и пишу, и пишу…
– А что пишешь?
– Так, разное: рассказы, повести, романы – всякую белиберду придумываю. Приключенческие романы писал, детективные, да и просто про жизнь – реализм.
– Так, выходит, ты писатель.
– Да нет. Писатель – это кто? Достоевский, Чехов да и прочие. А я просто писать люблю. Поэтому и пошел к психиатру районному, он меня на обследование направил на предмет выявления таланта – там я со Свинцовым и познакомился. Сейчас, например, роман пишу. – Он посмотрел на тетрадку. – Ты, Илья, пей побольше. Тут травка заварена, ее с воли передают, по тибетскому рецепту. Есть у нас в ополчении специалист по восточным медицинам, тоже из дурдомовцев. Он говорит, когда много отвара из этой травки пьешь, она из организма лекарства выводит. Пей, пей.
Он протянул Илье кружку. Илья хотел взять ее, но ополченец не разрешил.
– Для всех ты невменяемый. Понял? Так что я буду продолжать тебя кормить и в писсуар выводить.
Он дал Илье выпить отвар до дна.
– А как мне себя вести нужно? – спросил Илья.
– Как, как? Да обыкновенно, как всегда вел,-смотри вперед, будто ничего не соображаешь, на вопросы не реагируй. Хорошо будет, если укусишь Чукчу проклятого, да побольнее. Уж как он над тобой издевался, садюга!
– Я же не знаю, как тебя зовут, – спохватился Илья.
– Разве я не сказал? – всполошился ополченец. – Имя у меня простое, но редкое – Парамон.
Илья, уставший от чересчур долгого умственного напряжения, закрыл глаза.
– Во-во, если тупо смотреть в пространство надоест, – сказал Парамон, ласково похлопав Илью по руке, – глаза закрывай и лежи, чтобы тебя не спрашивали. А сейчас поспи: тебе сил набираться нужно.
Спал Илья недолго и, открыв глаза, лежал, не двигаясь. Он вспомнил свой неудавшийся побег, охранника, Кирилла… На ум пришел подслушанный им в кабинете врача разговор, из которого Илья понял, что Парикмахер бежал именно с этого отделения. Но как?! Нужно вспомнить, непременно нужно вспомнить… Он стал в подробностях восстанавливать в памяти разговор с Парикмахером в подвале в тот день, перед его смертью. Пролежав так в размышлениях минут пятнадцать с небольшим, Илья отчаялся и для разнообразия, предварительно осмотревшись, не наблюдает ли за ним кто-нибудь, взял с тумбочки толстую тетрадку Парамона и открыл на первой странице. Там был набор слов, который Илья уже видел. Пролистнув две странички, он наткнулся на убористый, но разборчивый текст. "Наверное, это роман, который он пишет", – подумал Илья и стал читать сначала.