Животное. У каждого есть выбор: стать добычей или хищником
Шрифт:
Когда суп был готов, я сказала Наталии, что отнесу его сама. Я мало что знала о «Докторе Джонсоне». Помнила песню «Отец Джессики», и еще – что они пели стихи Шела Сильверстайна.
Мужчина сидел, откинувшись на спинку стула, расставив джинсовые ноги. Его лоферы были дорогими, а брови рыжеватыми, словно Дин пытался краской скрыть седину. Я видела, что он делал себе подтяжку век. Не могу объяснить, почему меня тянуло к старым, молодящимся мужикам. Еще мне нравились большие носы, бессовестные лица. Мужчины равнодушные, но дружелюбные. Эгоисты. Бывшие школьные
– Суп богини, – объявила я, ставя перед Дином керамическую тарелку.
– Благодарю. Вы новенькая?
– Так и есть.
– И в Каньоне тоже новенькая?
– Да.
– И как вам здесь нравится?
– Ой, не знаю.
– Это был дурацкий вопрос. Ненавижу, когда люди задают мне такие вопросы.
Дин улыбнулся. Я отчетливо разглядела в нем его молодое «я». Я видела пожилых мужчин такими, какими они по-прежнему видели себя. Вот почему старики меня так любили: я была солнечной панелью, впитывавшей, преломлявшей и снова заряжавшей энергией.
– Здесь может быть непривычно, – сказал Дин, – зато лучшая атмосфера в Лос-Анджелесе.
У него был тот же акцент, что и почти у каждого мужчины, который мне когда-либо нравился.
Акцент у Бескрайнего Неба, разумеется, был. Он вырос на юге. Его голос звучал героически. Акценты – это тоже ложь.
Я познакомилась с Биг-Скаем в одном славном баре на Уолл-стрит, полуподвальном, с висячими лампами и красными кожаными банкетками. Это случилось во времена Вика. Почти всегда в моей жизни присутствовал один мужчина, которого я желала и тот не давал мне ничего; и в то же время имелся другой, на которого я плевать хотела, но от кого я брала очень много.
Биг-Скай был в кашемировой куртке. А под ней – рыбацкий жилет. Стоило мне только увидеть этого человека, как я в ту же секунду подумала: «Вот лучший мужчина на всем Манхэттене». Наши взгляды сцепились через тридцать футов. У Бескрайнего Неба тоже были голубые глаза, даже более глубокого голубого оттенка, чем у моего отца. Когда мужчина зашагал в мою сторону, я начала потеть. Мгновенная влажность под мышками. Передо мной стояли тарелка устриц и бокал гевюрцтраминера. Бескрайнее Небо направлялся в уборную. Намеренно остановился возле меня, и бартендер познакомил нас. Мы поздоровались и оба сразу поняли, что между нами происходит.
Возвращаясь из уборной, Биг-Скай поинтересовался, как мне устрицы. Как последняя засранка, я заговорила о том, почему предпочитаю Западное побережье Восточному, вежливо, но бессмысленно спросив, хочет ли он попробовать. Мужчина с хлюпаньем всосал устрицу с ее каменного бережка, словно понял, насколько сильно я уже хотела его.
Биг-Скай был там с другом – блондином, женатым и жившим в пригороде. Разница между ними ощущалась, как небо и земля. Тот друг был обычный парень в обычном галстуке. Он ездил на работу на электричке, и у его жены не было повода для беспокойства.
Интересно, подумала я, есть ли повод для беспокойства у жены Бескрайнего Неба. Я видела ее фотографию, когда он показывал мне своего маленького сына. Длинные каштановые
Биг-Скай ткнул в своего друга великолепным большим пальцем.
– Он до сих пор в Великий пост отказывается от всякого дерьма, представляешь, какая трагедия?
Я рассмеялась – слишком громко.
В баре, куда в основном заходили расслабиться после работы, народ начал рассасываться около девяти. Бартендер распахнул дверь, и я ощутила прохладный весенний воздух. И озябла. На мне было платье без рукавов. Один из посетителей бара, мой знакомый, подошел ко мне со своей курткой, толстой, из лоскутной кожи, и набросил ее мне на плечи. Куртка была тяжелая и властно погребла под собой мою хрупкую фигуру. Ничего милого в этом жесте не было. Парень словно выкатил свои шары и обмазал меня всю клейким тестом. Мужчины всегда набрасывали мне на плечи свою одежду. Они так метят территорию. Лучше уж до смерти замерзнуть.
Бескрайнее Небо то ли был в уборной, то ли разговаривал по телефону, и я только о нем и думала, но при этом терпела разговоры других людей, потому что в первый день знакомства с таким мужчиной у тебя еще хватает чувства собственного достоинства, ты все еще питаешь какой-то интерес к жизни, не ограниченной завитками его волос.
Биг-Скай вернулся и фыркнул, мол, это еще что такое, содрал с меня кожаную куртку и заменил ее своей кашемировой; он набросил ее мне на плечи, и один из пальцев мужчины мазнул по моей коже, и Бескрайнее Небо сказал: «Так-то лучше, правда?»
Друг ушел, чтобы не опоздать на электричку. Мы проговорили еще час. Биг-Скай был финансистом. Откровенно говорил о том, что происходит, о коллапсе Уолл-стрит.
Бескрайнее Небо посмотрел мне в глаза, прихлебывая свое горько пахнувшее пиво, и сказал, что он и все остальные мужчины в этом баре – жалкая горстка неудачников.
– Мы ни хрена не производим, – прошептал Биг-Скай мне в рот. – Мы торгуем бумагой. Все это ничего не стоит.
Примерно то же самое говорил и Тим, но Бескрайнее Небо зарабатывал еще больше денег. Его бесчестье было величественнее, сексуальнее.
Когда мужчины говорят тебе, что они – куски дерьма, когда они говорят тебе, что они – ничтожества, то делают это потому, что подсознательно знают: ты клюнула. И тогда ты садишься на крючок еще плотнее. Мужчины отталкивают тебя, чтобы притягивать, и самое ужасное – то, что они делают это даже без какой-то конкретной цели.
Я сказала Бескрайнему Небу, что мне нужен бухгалтер, что у меня свой собственный финансовый коллапс. Мужчина улыбнулся и ответил, что у него есть самый лучший на свете счетовод. Сказал, что сам даст мне разумную консультацию по вложениям. Сказал, что этот бухгалтер – тот самый тип, по которому тюрьма плачет, но никогда не получит.