Живущие в ночи. Чрезвычайное положение
Шрифт:
— Да. Я говорю о Руфи. Перед тем как поехать к тебе, я виделся с ней. Она очень странно реагировала на мое предложение.
— Сейчас многие странно реагируют.
— Потому что и время странное.
— Да. Ну так как же? Удаляемся мы в обитель, что возле Лотосовой реки?
— Наверно, это было бы разумно. Мы можем отправиться завтра утром. До того как будет объявлено чрезвычайное положение.
— Да, до того как будет объявлено.
— Джастин хочет, чтобы мы встретились с ним сегодня вечером
— Разумно ли идти туда? За домом Браама, вероятно, следят? — высказал опасение Эйб.
— Чрезвычайное положение еще, как ты сказал, не объявлено. Думаю, пока что можно навещать друзей.
— После ужина поговорим об этом. Ты ведь останешься ужинать?
— Если ты настаиваешь на этом.
— Ма! — крикнул Эйб, распахнув дверь. — Эндрю ужинает у нас.
— Хорошо, дорогой.
— Может быть, следующий ужин будет не скоро.
Эндрю пожал плечами: дескать, на все воля судьбы.
— Ну, нечего хандрить. За работу!
Всю оставшуюся часть дня Эйб тщательно просматривал и уничтожал бумаги, а Эндрю курил сигарету за сигаретой и снова и снова ставил «Влтаву».
Глава семнадцатая
Когда Эйб и Эндрю пришли к Брааму, Джастина еще не было. Комната Браама мало изменилась с тех пор, как они были здесь в последний раз, а если и изменилась, то, пожалуй, к худшему. На полу, посредине комнаты, в беспорядке валялись одежда, книги, закуски. Единственным новшеством была репродукция какого-то художника-сюрреалиста, на которой были изображены три нагие женщины — Браам называл картину «Три бесстыдницы».
— Выпейте вина в ожидании. Выпейте вина в ожидании. — Он повторил фразу, акцентируя звук «в», — Обратите внимание на аллитерацию. Исступленное пенье в лесу.
Он принес с кухни полгаллона тассенберга и принялся рыться в разложенном на полу хламе, пока не извлек две чашки и кружку. Пили молча.
— Что вы поделывали с тех пор, как мы виделись в последний раз? — спросил Эндрю.
— Я занимаюсь коммерцией. Доверенное лицо владельца одного заведения. Заделался капиталистом!
— Как вырождаются люди! Что же это за предприятие?
— Единственный в Кейптауне «Астроболический книжный магазин».
— Что?
— Единственный в Кейптауне «Астроболический книжный магазин».
— О, боги!
— Право же, это вполне симпатичное место. В конце Лонг-стрит. Знаете Мервина Лэнгдовна?
— Нет. Кто такой этот Мервин Лэнгдовн?
— Он хозяин этого кабака, но временно выбыл из строя. Попал под закон «О борьбе с безнравственностью».
— Вот оно что!
— Отправляясь на Рулеид-стрит, он передал мне ключи. Приходите как-нибудь посмотреть кабак. Вино захватите с собой.
— А книги вы продаете?
— Изредка случается. На прошлой неделе одну продал, только вот беда — полицейские разгоняют всех моих покупателей. Слишком часто приходят проверять. Кажется, им не нравится это заведение.
— Обещаю как-нибудь заглянуть.
— Найти нетрудно. Возле заведения Стеенберга. Знаете, в конце улицы, за углом направо.
— Я знаю, где это.
— Так вот, чуть подальше, через два дома. У нас хороший выбор левой литературы, если интересуетесь. Наливайте еще вина.
— Спасибо.
Эйб хранил холодное презрительное молчание. Его, очевидно, раздражали эти псевдобогемные манеры Браама.
— Ну так как же, все эти беспорядки коснулись вас? — спросил Эндрю, чтобы поддержать разговор, поскольку Эйб не желал приложить для этого хотя бы малейшее усилие.
— Я пишу поэму об этих событиях.
— В героическом стиле?
— Нет. Она навеяна Чосером. Свободный стих. Я уже закончил три части. Первая посвящена погибшим в Шарпевиле. Хотите послушать?
— Пока не очень. Давайте еще выпьем.
Джастин пришел, когда разговор стал иссякать.
Эйб сразу оживился.
— Хелло, Эндрю! Хелло, Эйб! Приятно видеть вас снова.
— Выпей вина, — предложил Браам.
— Спасибо.
— Налей в мою кружку. Я возьму банку.
— Я слышал, у тебя мрачные предчувствия насчет будущего, Джастин, — заговорил Эйб, повернувшись спиной к Брааму.
— Да, — ответил Джастин, — хотя я не называл бы это предчувствием. Скажем так: дело принимает серьезный оборот.
— Думаешь, объявят чрезвычайное положение?
— Вполне возможно. Однако, поскольку НАК затеял все это, наша задача состоит в том, чтобы довести дело до логического конца.
— А это значит…
— Мы должны решительно требовать полной отмены пропусков и минимальной зарплаты фунт в день.
— Как этого добиться?
— Надо убедить цветных рабочих поддержать забастовку — по крайней мере в Кейптауне. В Ворчестере уже удалось это сделать. Некоторые из нас день и ночь трудятся над этим.
— Продолжаете увлекаться авантюризмом? — ехидно спросил Эйб.
— Что ты хочешь этим сказать? — резко ответил Джастин.
— Кампания, начатая ПАК, основана на хвастовстве и политическом оппортунизме.
— Вот как? Но я ведь не член ПАК.
— Они ставили перед собой цель добиться свободы для так называемого африканского народа к тысяча девятьсот шестьдесят третьему году.
— Ты должен согласиться, что их призыв нашел достаточную поддержку.
— Я ни на минуту не допускаю мысли о том, что народ откликнулся именно на призыв ПАК. Не думаю, чтобы народ хорошо знал политику ПАК, да он и сейчас о ней ничего не знает. Просто люди с готовностью шли на любой митинг, где критиковали правительство.