Живые и мёртвые
Шрифт:
Школа как особый институт — явление относительно недавнее в истории общества. Однако если рассматривать ее как часть систем возрастных категорий неевропейских обществ, то она оказывается явлением очень древним и образует во всех обществах часть более широкой системы ориентирования молодежи на социальную традицию.
Структуры управления разных обществ мира варьируют в спектре от групп, в которых организованное управление отсутствует, до современных государств, в которых политическая структура доминирует над остальным поведением группы. Хобхаус и его коллеги [309] четко продемонстрировали, что имеется устойчивый рост частоты проявления организованного управления и политических институтов по мере перехода от низшей стадии охотничьих обществ к более развитым сельскохозяйственным обществам. Кроме того, существует постоянная тенденция к усложнению структуры управления, созданию иерархий контроля и распространению власти органов управления на все более широкий круг деятельностей. Структуры ассоциаций нередко тесно взаимосвязаны с институтами управления, и когда это имеет место, ассоциация может занимать доминирующие позиции. Политическая партия есть
309
Ibid.
9. Фундаментальная, или интегративная система
Эти внутренние структуры, или аранжировки членов общества могут в той или иной конкретной группе, являющейся объектом наблюдения — как, например, в Янки-Сити, — либо присутствовать, либо отсутствовать. Как правило, более простые общества организуют своих членов в родственные группы, дополняемые обычно возрастными и половыми подразделениями. Судя по всему, все общества выносят на передний план ту или иную структуру, которая придает форму обществу в целом и интегрирует другие структуры в социальное единство почти так же, как скелет дает телу структурный каркас, или строительные леса, которые затем обрастают плотью. Австралийские аборигены мурнгин, например, зависят от сложнейшей системы родства, дающей им фундаментальную структуру, вокруг которой организованным образом выстраиваются другие внутренние отношения. В некоторых районах Африки многие негритянские общества выдвигают на передний план свои возрастные подразделения, также как и некоторые новогвинейские группы. В других случаях фундаментальная структура может складываться из комбинации этих двух структур.
Фундаментальная структура определяет базисное мировоззрение индивида и тот более широкий контекст, с которым он в конечном итоге связывает свои определения социального обычая. Так, например, решения, принимаемые аборигеном мурнгин, определяются в конечном счете той позицией, которую он занимает в данное время в структуре родства. Такое общество, например, как Индия, организует деятельность всего сообщества вокруг кастовой иерархии, что также было свойственно натчез и другим индейским группам, некогда занимавшим часть той территории, которая теперь принадлежит нашим южным штатам. Фундаментальной структурой некоторых современных обществ является, по-видимому, экономическая структура, тогда как другие сообщества зависят от политических институтов, придающих форму и сплоченность их многочисленным составным частям. Это понятие фундаментальной структуры имело основополагающее значение на ранних этапах нашего исследования.
10. Заключение
Довольно простые формулировки, представленные выше, служили для нас путеводными идеями и базисными теоретическими апперцепциями, когда мы приступали к полевому исследованию Янки-Сити. В наших детальных исследованиях мы руководствовались понятием взаимосвязи, или взаимосоединения многочисленных отношений между индивидуальными членами, находящимися во взаимной зависимости, и понятием фундаментальных типов контроля и адаптации. Идея структуры и многообразия структур — т. е. семьи, расширенной родственной группы, ассоциации и возрастной категории — была почерпнута из социальной антропологии и других социальных наук. Наблюдение, что большинство обществ — если не все — имеют фундаментальную структуру или несколько фундаментальных структур, интегрирующих и облекающих в ту или иную характерную форму все остальное общество, было основной идеей в нашем теоретическом оснащении.
Этот эксплицитный анализ нашей теории и последующий обзор наших методов и исследовательских процедур представлены исходя из того, что результаты наших усилий могут быть поняты, а обоснованность их по достоинству оценена лишь тогда, когда читатель внимательно ознакомится с нашими операциями. Как говорит Бриджмен:
«Новое отношение к понятию совершенно иное. Мы можем проиллюстрировать его на примере понятия длины. Что мы имеем в виду, когда говорим о длине предмета? Мы определенно знаем, что подразумеваем под длиной, если можем сказать, какова длина любого и каждого предмета; от физика ничего более и не требуется. Чтобы найти длину предмета, мы должны выполнить определенные физические операции. Следовательно, понятие длины фиксируется тогда, когда фиксируются операции, при помощи которых мы длину измеряем, то есть понятие длины заключает в себе не больше и не меньше чем определенный набор операций, с помощью которых определяется длина. Вообще говоря, под любым понятием мы подразумеваем не более чем некоторый набор операций; понятие синонимично соответствующему набору операций» [310] .
310
Bridgman Р. W. Op. cit., р. 5.
Среди большинства антропологов до сих пор преобладала идея, будто исследователь должен приступать к полевому исследованию без каких бы то ни было предварительных идей и гордиться отсутствием теоретической позиции. Работы многих социальных антропологов критиковались за то, что в них принимались допущения и гипотезы, используемые и проверяемые в работе. Обычно эта критика принимает форму обвинения исследователя в предвзятости. С этим, очевидно, придется согласиться, поскольку никто не свободен от предубеждений. Однако нам кажется менее вероятным, что автор исказит свою работу, а читатель неправильно ее поймет, если будут четко изложены его теоретическая позиция, методы и техника исследования. Слишком часто декларируемое отсутствие теоретической позиции при представлении результатов полевого исследования всего лишь маскирует некий набор неосознанных или полуосознанных допущений, которые — хотя ни автор, ни читатель могут этого не сознавать — искажают результаты исследований и мешают адекватной трактовке изучаемой социальной реальности либо в сборе фактов, либо в последующем их анализе и синтезе, либо и в том, и в другом.
В.Г. Николаев
Уорнер, его жизненный путь и книга «Живые и мертвые»
Имя Уильяма Ллойда Уорнера мало что говорит большинству отечественных специалистов в области социологии и антропологии. Уорнер не из тех, кто на виду. Он никогда не был модным. Его исследования стоят несколько в стороне от той «столбовой дороги» развития социальных и культурных наук, которая получает отражение на страницах учебников, справочников и хрестоматий, прочерчивающих основные пути и ключевые направления. Его идеи были то слишком наивны, то слишком нетривиальны, чтобы сделать его подходящей кандидатурой для включения в пантеон величественных и монолитных «знаковых фигур» западной мысли. Он все время пытался прокладывать новые тропинки, открывать новые маршруты, а когда последователи устремлялись по этим новым, неведомым прежде путям, сам вновь оказывался на обочине, в тени, в прошлом, как «первый поселенец» на новых интеллектуальных территориях, имени которого потомки не знают, а иногда и просто не испытывают желания знать. Состояние отечественной науки усугубило его неведомость для нас: из всего его многогранного и богатого идейного наследия, по сути дела, лишь тема классов и классовой структуры эпизодически привлекала внимание отечественных ученых, да и то в контексте критики западной социологии и демонстрации ее несовершенства по сравнению с марксистской. Между тем, фигура Уорнера достаточно значительна [311] , а пройденный им путь интеллектуального развития достаточно интересен [312] .
311
В последнем издании «Британики» отмечено, что Уорнер «считается одной из крупных фигур в социальных науках США середины XX века».
312
Биографический материал об Уорнере, к сожалению, чрезвычайно скуден. Биографические сведения, используемые в этой статье, почерпнуты главным образом из статей Солона Кимбелла {Kimball S. William Lloyd Warner // International Encyclopedia of the Social Sciences. N. Y: The Free Press, L.: Collier Macmillan Publishers. Vol. 18, 1979. P. 791-796) и Дуайта Л. Шмидта (Schmidt D. L. Warner // Dictionary of American Biography / Supplement 8th. 1966-1970. N. Y.: Charles Scribner’s Sons, 1988. P. 683-685).
Начало
Уорнер родился 26 октября 1898 г. в местечке Рэдлендз, штат Калифорния. Окончив среднюю школу в Сан-Бернардино, он на какое-то время увлекся джазовой музыкой и даже пытался что-то сочинять, однако первая мировая война внесла коррективы в его планы. В 1917-1918 гг. он служил в пехоте и участвовал в боевых действиях. Трудно сказать, как война могла повлиять на его выбор, но по возвращении с фронта он решает посвятить свою жизнь науке, хотя в его семье никогда до этого не было академических традиций. После непродолжительной учебы в университете Южной Калифорнии он переезжает в Беркли и начинает посещать занятия в Калифорнийском университете — крупном центре гуманитарных исследований, где работали многие выдающиеся антропологи, социологи и психологи. Здесь судьба свела Уорнера с корифеями американской социальной и культурной антропологии Робертом Лоуи и Альфредом Крёбером, которые стали ему не только учителями, но и близкими друзьями (с Крёбером они подружились на всю жизнь). Именно они вдохновили его заняться антропологией и изучением примитивных народов.
Здесь же, в Беркли, Уорнер из первых рук знакомится с британской социально-антропологической традицией, которая оказала на него очень большое влияние и продолжателем которой он по существу стал (что, кстати, заметно выделяет его из когорты коллег-соотечественников, составивших в свое время цвет американской антропологической науки). Калифорнийский университет часто приглашал ученых с мировым именем, и за время учебы Уорнера сюда приезжали с небольшими курсами лекций адепты английской социальной антропологии Бронислав Малиновский и Альфред Реджинальд Радклифф-Браун. Их системный теоретический подход к изучению примитивных обществ произвел на молодого ученого неизгладимое впечатление, близкое к восторгу, чему отчасти способствовал и некоторый теоретический вакуум, характеризовавший в то время антропологию американскую, более ориентированную на «непредвзятую» описательность и самоценное накопление эмпирического материала. На влиянии Малиновского следует остановиться особо.
Влияние Малиновского
Малиновский, приезжавший с лекциями в Беркли летом 1926 г., был в то время одним из самых влиятельных борцов за принятие функционального метода в исследованиях культуры. С его точки зрения, культура представляет собой «интегральное целое, состоящее из приспособлений и потребительских благ, конституциональных хартий различных социальных группировок, человеческих идей и искусств, верований и обычаев»; причем любая культура — от самой простой до самой сложной и развитой — представляет собой такую целостность, которая с необходимостью включает в себя три составные части (т. н. материальный, человеческий и духовный аппарат), позволяющие человеку решать все проблемы, с которыми ему приходится сталкиваться, и в которой каждый элемент выполняет ту или иную функцию [313] . И выделение трех основных подсистем общества, и функциональный анализ элементов социокультурной системы можно в полной мере обнаружить у Уорнера, в том числе и в представленной вниманию читателя книге.
313
Malinowski B. A Scientific Theory of Culture, and Other Essays. Chapel Hill, 1944. P. 36.