Живые тени ваянг
Шрифт:
— Нет, не надо…
— Могу и рассказать! — она истерично вскрикнула, как будто сейчас Буди должен держать ответ перед ней не только за того человека, но и вообще за всех в мире насильников. — Он меня вытурил с большим скандалом, как воровку. Обвинил в краже драгоценных камней — была у него такая коллекция, и два камня нашли в моих личных вещах. И это потому, что я рассказала о случившемся его партнеру по бизнесу, совладельцу этого клуба.
Кто-то позвонил ей на мобильник, и она прервала рассказ.
— Нет, Георг, я тебе уже сто раз говорила, что я не работаю!
Она потянулась за бутылкой, но Буди ее опередил. Он приподнял высокую пузатую емкость и налил немного ее содержимого в пустой фужер.
— Так вот… На чем я остановилась?
— Тебя выгнали из клуба?
— Да. И я не могла найти работу месяца два… Как будто в «черный список» попала — нигде меня не принимали. И вот — взяли в публичный дом, ты ведь знаешь о том, что этот бизнес здесь легальный.
— Об этом-то я как раз и знаю. Интересная страна — Нидерланды, здесь очень терпимо относятся к необычному поведению людей… к тому, что другие считают безнравственным.
— Хорошо, что ты понимаешь… Да, не в подворотне я стояла и не на обочине дороги, а служила в самом что ни на есть официальном заведении, как положено, с зарплатой, со страховкой…
— Видимо, ты недолго там пробыла?
— Да. Здесь мне действительно повезло — встретила Томаса Янсона, крутого дельца шоу-бизнеса… Не подумай чего плохого — мы действительно с ним полюбили друг друга!
— Хорошо-хорошо, я понял…
— И целых три года мы радовались жизни, пока не начали проявляться у него признаки тяжелой наркотической зависимости. До этого казались мне наркотики маленьким баловством… Вот и все. Муж умер — я осталась, и как напоминание о нем — сын Вилли… Он у меня — не обычный ребенок…
— Для каждой матери его ребенок необычен…
— Я не о том… Мой сын — даун.
Буди замолчал. Он не сводил взгляда с той самой точки на темно-зеленой этикетке, на которую так долго смотрела Паула. Словно пытался прочитать там все то, что уже прочитала она.
— Не молчи, прошу!
Паула почти кричала, как будто этим криком могла пробить стену, за которой сейчас он находился. И стояла эта стена перед ними, разделяя гостиную на две части, перерезая ее по той самой линии, на которой стояла массивная темная бутылка. Скорее всего, одна половина бутылки находилась по одну сторону стены, а другая — по другую.
— Чем я могу тебе помочь? — послышался голос Буди из-за стены.
— Спасибо, у меня все есть: квартира, машина, хорошая работа… Да, не думай чего — работа действительно стоящая… И даже — сын. Все мои мечты воплотились в реальность. Даже от нелюбимой фамилии избавилась! А была, как у Пугачевой — мадам Брошкина. Ты только послушай, как это звучало: «Полина Брошкина», и как сейчас — «Паула Янсон».
Несколько минут они сидели молча. Потом он напомнил ей:
— Ты хотела дать мне Катин телефон…
— Да, конечно, — опять прошептала она, вышла в другую комнату, видимо, в спальню, потом вернулась с листком бумаги из записной книжки. — На, держи…
— Я улетаю в Лондон. Но сначала позвоню ей, — он потянулся за своим телефоном, который лежал на журнальном столике.
— Буди, ты что? В Питере ночь! Позвонишь завтра…
Когда он выходил из квартиры, молча положил на полочку с журналами свою визитку. Она кивнула в знак благодарности.
На следующий день Буди позвонил Кате, но телефон не отвечал. Никто не взял трубку и через день, и через неделю. Одно из двух: либо она уехала, и никого нет в квартире, либо Паула дала не тот номер.
Через восемнадцать дней случилось чудо — позвонила Паула:
— Виновата перед тобой, Буди… Простишь? Знаю, что простишь. А я бы, наверное, не смогла простить… Догадался уже? Я тебе вместо Катиного номера… дала телефон одной мадам, которая уехала в кругосветное путешествие и застряла здесь, в Амстердаме… Перед прозрачными окнами, за которыми она сидит, всегда горят красные фонари… А мимо этих окон ходят по тротуару люди, погрязшие в своих… своих… гнилых мыслях… И некоторые даже останавливаются. Они вкручивают свои колючие взгляды в ее обнаженное тело, в самое больное место — в грудь. Больное, ведь там… бьется сердце. Или ты думал, что у меня нет сердца?!
— Паула, ты пьяна? Что за бред несешь?
— Это, Буди, не бред… Красные фонари мне теперь будут сниться всю жизнь…
— Ты говорила, что приехала в Амстердам из русской глубинки!
— Мало ли что я говорила? Родилась, действительно, под Красноярском, а последние годы жила в Питере, там у меня осталась даже квартира…
— Ты — сумасшедшая? Чего тебе не хватает?
— Любви, Буди, не хватает, любви и ласки…
Паула замолчала, будто смахнула набежавшие слезы, а потом проговорила:
— Ладно, записывай ее номер телефона… Я все равно умерла…
— Прошу тебя, возьми себя в руки. Па-у-ла! Ты еще не знаешь, что такое несчастье…
— Пока, Буди! Скорее всего, мы уже не увидимся…
— Почему? Возможно, я еще прилечу в Амстердам…
Она продиктовала ему правильный номер телефона Кати. Он его аккуратно записал и успокоился только тогда, когда услышал в трубке Катин голос. Он слушал этот голос всего несколько секунд и боялся дышать: вдруг она узнает его и по дыханию? Но если бы он заговорил с ней, навряд ли она стала бы его слушать. Пришлось собираться в Санкт-Петербург.
Глава 3
Подруги
— Буди, — ты хочешь сказать, что Паула не дала тебе мой номер телефона?
— Ты мне не веришь? Тогда подумай: для чего мне врать? Я ведь не обязан оправдываться перед тобой за то, что прилетел не сразу, а через месяц. У меня нет перед тобой никаких обязательств, напротив, я прилетел в то время, когда ты не хотела со мной разговаривать…
— Действительно…
Она задумчиво посмотрела в его глаза, пытаясь прочитать в них подтверждение его слов. Навряд ли такие серьезные глаза будут бесстыдно обманывать. Но кто тогда действительно обманывает? Паула? Поверить в это еще сложнее: Паула была ее подругой.