Живые тени ваянг

Странник Стелла

— Умер два года назад…

— Да, сочувствую… А моя матушка пока еще жива… Не слышал о Марии Гитманс? К нам тоже захаживал царь Петр, когда приезжал с Великим посольством.

— Нет, не приходилось…

Они увлеченно начали рассказывать друг другу о тех временах, когда Петр Первый учился корабельному делу у Геррита Класа Поля, а в свободное время посещал семьи голландцев, изъявивших желание работать на судостроительных верфях далекой и угрюмой Московии. Об этом царстве ходили тогда странные легенды, будто народ там жестокий и невежественный, так что этим добровольцам

нужно было набраться огромного мужества, чтобы перебороть в себе страх.

И тут прозвучали залпы из корабельных и крепостных пушек. Они наполнили пространство особой торжественностью, притягивая взгляды собравшихся к морской глади воды. Под грохот пушек сам Петр Первый, а с ним — генерал-адмирал Федор Апраксин и еще несколько командующих Балтийским флотом своими руками спустили на воду маленькое судно, длиной футов шесть, не более, укрепили мачту и подняли на флагштоке императорский штандарт. Ботик они поставили на буксир к шлюпкам, каждая из которых отличалась своим знаком, так что даже издалека невозможно было их перепутать: адмиралы сидели в шлюпках с развевающимся на них андреевским флагом, вице-адмиралы — с андреевским флагом, отмеченным синей полосой, а контр-адмиралы шли под андреевским флагом с красной полосой.

За штурвалом ботика стоял сам Петр Первый, на месте лоцмана — Александр Меншиков, а гребцами на веслах — адмиралы. Почетные места в судне заняли генерал-адмирал Апраксин и адмирал Крюйс. Ботик торжественно прошествовал мимо зевак, толпившихся на пристани, и ушел на Крондштадский рейд, где уже вытянулись по стойке «смирно» двадцать линейных кораблей и один фрегат — начинался грандиозный смотр кораблей Российского Балтийского флота.

— Что это за посудина такая смешная? — спросил у Корнелиуса Ян Поль.

— Это знаменитый царский ботик «Святой Николай»… Лет тридцать назад, а то и больше, нашел его Петр в сарае и решил испытать… Совсем еще мальчишкой был… Сначала попробовал в маленьком пруду, потом — в озере… Последнее время ботик стоял в московском музее, а недавно мы его сюда перевезли. Специально к сегодняшним торжествам…

— А как привезли? На буксире?

— Нет, на подводах…

Ботик уже пропал из поля зрения корабельщиков. Скорее всего, там, у крондштадской пристани, его торжественно встречают и чествуют речами: далеко разносится по окрестностям корабельный салют.

— Мы будем вместе работать? — спросил Ян Поль.

— Да. Два месяца назад заложили на стапели корабль «Петр Первый и Второй». Его спроектировал сам Император Петр, потому он особенно следит за тем, как подвигается строительство. Думаю, работы нам хватит всем, и не на один год. А может быть, и в историю российского флота войдем, ведь это первый стопушечный корабль первого ранга на Санкт-Петербургской верфи…

В этот момент мимо них проходил невысокий смуглолицый молодой человек, видно, тоже из корабельщиков, и поздоровался с Корнелиусом. Ян Поль и не придал бы этому факту значения: мало ли ходит тут знакомых? Но на этот нельзя было не обратить внимание — парень сказал приветствие по-голландски.

— Кто это? — спросил Ян.

— А-а-а, это тоже корабельный мастер, плотничает…

Видимо,

парень услышал, что говорят о нем, и приостановился.

— Откуда знаешь наш язык? — не выдержал Ян Поль. — Жил в Голландии?

— Нет, меня отец научил…

— Отец? — Ян Поль задумчиво посмотрел на его явно азиатское лицо.

— Да, отец… Он из Амстердама.

— А как зовут тебя?

— Ваян Блэнк.

— Фамилия наша… А имя — туземное. Странно…

— Так меня мама назвала.

— А как зовут ее?

— Катарина.

Ян Поль с недоумением посмотрел на Корнелиуса. Тот же только пожал плечами. Ваян уже лет десять работает на верфи, и каждый раз, когда его спрашивают о семье, несет эти небылицы. Будто других не может придумать. Все давно уже привыкли к его причудам, ведь работник он не ленивый, и даже — что надо, да и в обхождении с моряками уважителен. С другой стороны, если не было у него в роду голландцев, откуда тогда он знает наш язык? Такие мысли роились в голове Корнелиуса, но он промолчал.

— Ваян, тебя тоже переводят на новый корабль? — спросил он, чтобы сменить тему.

— Да.

— Ну, тогда до встречи!

— Корнелиус!

— Да!

— Приходи к нам на свадьбу в следующее воскресенье.

— Ты женишься? — на лице мастера было несказанное удивление. Надо же, так быстро этот худенький мальчонка, которого однажды привели к нему учеником, стал женихом. Как летит время! — И кто невеста? Я ее знаю?

— Анна, дочь корабельного подмастерья Федора Пальчикова…

— Из наших… Конечно, приду…

Корнелиус слышал о том, что Баяна подобрали у мыса Доброй Надежды русские моряки, возвращавшиеся из Ост-Индии на клипере «Отважный». Об этом даже есть запись в судовом журнале капитана Андрея Прохорова. Но так как мальчонка не понимал по-русски, то нет в этой записи никакой информации о его родине. Все так и думали, что он с Ост-Индских островов. Первое время был он нелюдимым, замкнутым, забьется в угол, как волчонок… Никто бы и не узнал об этой истории, если бы не попал мальчик сюда, на верфь, и не столкнулся бы с голландскими мастерами. С ними он и заговорил. Вот уж удивились корабельщики: туземец, а не только понимает, но и говорит по-голландски! И сразу же в нем куда делась замкнутость! Стал улыбчивым, раскрылся, словно бутон цветка. Вот что значит человеческое общение!

— Ян, а ты заходи к нам с Марианной в гости! Хорошо? Познакомишься и с женой, и с дочерью. Петра наша совсем уже взрослой стала… Она никогда не была в Голландии…

— А вы дочку не в честь российского императора назвали?

— Может, и в честь… Заходи, будем рады…

В этот вечер Баян долго не мог уснуть. Может быть, такое бывает перед свадьбой? Когда чувствуешь приближение чего-то очень важного и оттого волнуешься, как перед серьезным экзаменом. А может, гораздо больше… Баян понимал, что, скрепляя священный союз с Анной, он не только берет на себя ответственность за ее судьбу, но и навсегда прощается с чем-то — с беззаботной юностью, а может быть, и с желанием единолично принимать решения. Всегда, когда получаешь одно, нужно жертвовать другим.