Шрифт:
— Кондрат!
В ответ только смешливо прожурчали листья в саду.
— Кондрат! — надрывался маленький Сема, — иди, тебя мамка бить будет.
— За что? — спросил Кондрат откуда-то сверху.
Сема поднял голову и увидел брата на высокой развесистой груше.
— Стекло в чулане разбилось, — радостно захлебываясь, сообщил
— Не бил я стекла, — мрачно ответил Кондрат.
— Ага. А мамка сказала — ты.
Опять эта мачеха к нему придирается. В прошлый раз, когда он с повети спрыгнул и колено ободрал, она ему подзатыльник дала. Человек и так, можно сказать, покалечился, а его еще колотят. Была бы мать жива… Впрочем, от матери ему тоже доставалось. Но ведь то мать, а эта… Всего полгода, как пришла в их дом с маленьким Семкой. Семка, правда, хлопчик неплохой. Да что с него и требовать — пять лет. Кондрату уже восемь стукнуло, а его еще драть собираются!
Кондрат слез с груши. Отец, конечно, не дал бы его в обиду, но отец дома редко бывает: шуточное ли дело — паровозы водить.
Семка нетерпеливо дернул его за рубашку.
— Иди скорей.
— Вот еще. Иди, коли охота.
— А ты?
— А я… уйду я от вас совсем.
Глаза Семки стали совсем круглые.
— Куда уйдешь?
— Куда-нибудь. В лес, в сторожку.
— И я, — сказал Семка.
— Только тебя мне не хватало.
— И я с тобой, — захныкал Семка, — жалко, да?
— А чего тебе уходить: у тебя мать, отец скоро приедет. Плохо тебе? — в горле у Кондрата защекотало, он замолчал.
— Конечно, плохо, — заторопился Семка. — Ничего не дают, все спать гонят. Еще куры гуляют, а я спи. Уйду я тоже совсем в лес.
— Еще чего, — строго сказал Кондрат. Не выдумывай, заплутаешь.
— А я тогда с тобой пойду.
Кондрат посмотрел на черноглазого румяного крепыша. А вдвоем, и правда, лучше. Что делать одному в лесу?
— Реветь не будешь?
Сема яростно затряс головой.
— Ну, тогда идем.
Мальчишки взялись за руки и пошли.
В мягкой дорожной пыли по щиколотку утопали босые ноги. Щедро грело солнце. Высоко над головой сновали белогрудые ласточки.
„Хороший день завтра будет”, — подумал Кондрат. Дорога шла через поле, по обе стороны частоколом стояли подсолнухи. Желтые тяжелые головки склонились к земле.
— Сорвем подсолнушек? — попросил Сема.
— Нельзя. Колхозные. На, хочешь грушу? — Кондрат достал из кармана крупную беру. Сема вонзил в мякоть острые беличьи зубы, янтарный душистый сок залил ему подбородок. Откуда-то с торопливым жужжанием прилетела пчела. Она долго и беспокойно кружилась над Семой, но не ужалила, а когда напуганный Сема бросил грушу, и вовсе отстала.
Лес встретил их зеленой шумной свежестью. Жестяно шелестели дубы-великаны. Из густой травы выглядывали
— Грибы тут есть? — спросил Сема.
— А как же? Лес, и чтобы без грибов. Вот придем в сторожку, пойдем за грибами на ужин.
Узенькая тропинка, заросшая прохладным подорожником, привела их к сторожке. Неизвестно, когда, кто и зачем построил ее, но она была тут, и в ней можно было спрятаться тому, у кого не было дома.
Ходуном ходили щелистые половицы. Сумрачные углы затянула паутина. Немножко страшно. Кажется, что вот-вот, топая сапожищами, войдет кто-то… К стене приставлена лавка. А из мутного окошка вверху выпал кусочек стекла. Ну, ничего, зато Кондрата никто не будет бить.
— Пойдем отсюда, — почему-то шепотом позвал Сема.
— Куда пойдем? — нарочно громко ответил Кондрат. — Это вот наш дом, здесь жить будем. Печка есть, раздобудем спички — обед будем варить. Спать на лавке.
Он вытащил из кармана груши и положил их на шаткий стол. И сразу стало видно, что здесь живут.
— Только спать, чур, вместе, — уже весело сказал Сема.
— Ну, а где же еще. Тут на лавке и ляжем.
Они вышли из сторожки и пошли искать грибы. Грибов не нашли, зато попалась черемуха с крупными, как вишни, ягодами. Ягод было немного, но сладкие, с терпким, вяжущим рот, вкусом. Потом захотели пить и пошли к ручью.
Полощутся в ручье веточки молодых ракит, скользят пауки на длинных тонких ножках. Вода темная, коричневая, но если зачерпнуть ладонями совсем прозрачная.
— Давай всегда здесь жить, — предложил Сема.
Кондрат засмеялся и принялся кувыркаться через голову. Сема завизжал и полез на Кондрата. Тот опрокинул его и бочонком покатил по траве.
Потные и счастливые, они долго лежали в тени деревьев, рвали лиловые колокольчики и, зажав в пальцах кончики лепестков, звонко хлопали себя по лбу. Увидели большую муравьиную кучу. Красные мураши торопились до заката солнца доделать свои дела. Кондрат низко наклонился, разглядывая маленьких тружеников, и в лицо ему брызнул едкий фонтанчик кислоты. Лицо защипало, загорелось.
— Ух ты, злющие какие, — сказал Кондрат.
Он воткнул в середину кучи очищенный прут и, когда муравьи густо облепили его, встряхнул и дал облизать Семе. Семе понравилось.
— Кисленько. Еще, — попросил он.
Но вот солнце закатилось, и сразу в лесу стало скучно. Слезинками выступила на траве роса.
— Побежали домой, — позвал Кондрат.
Он хорошо знал лес. Сколько раз, бывало, с матерью ходили сюда. Завернуть за те березки — и сторожка.