Живым не брать
Шрифт:
Лопата боролся за честь милиции, считая, что именно его коллеги должны приписать себе успех в задержании дезертира и убийцы. Провинциальный страж закона, далекий от политеса, даже не представлял, в какие игры могут вестись вокруг простого как яйцо дела.
— Спасибо за заботу, но нам нужна машина. Милиция-милицией…
— Не доверяете?
— Почему? Доверяем. Но кто опознает труп, если бандита убьют? А?
Лопата сбил фуражку на затылок.
— Насчет опознания — это точно. Потребуетесь. Только машины у меня нет. Есть мотоцикл, да и тот сломатый. Мотор полетел.
— Какая марка? — спросил
— Ладно, все шуткуете. У меня «Ижик».
— Это тоже неплохо. Будешь в наших краях — я тебе движок подкину. Пойдет?
— Ну.
— А ты помоги с машиной.
— Ладно, пошли в леспромхоз. У тамошнего директора Журавлева имеется «Газель». Думаю, даст.
Лопата познакомил Гуся с Журавлевым и коротко рассказал, что прапорщику нужна машина. Зачем именно, говорить не стал.
Журавлев сидел за столом, на котором не было ничего — ни бумажек, ни отрывного календаря, ни телефона — обязательных признаков конторского начальства. Сжатые кулаки, натруженные руки со взбухшими венами, лежали перед ним на столе.
— Не во время, товарищ прапорщик. Вы думаете, пришли к предпринимателю, представителю среднего класса? У которого и машина, и счет в банке? Так? А вот и нет. Он здесь всего мокрая курица, которая если что и будет нести, так обычные яйца. А нашим властям сейчас интересно сразу найти слона с большими золочеными яйцами.
— Как это? — спросил Гусь. Далекий от хозяйственных дел, он не совсем понял, что имел в виду Журавлев.
— А так. Курица — это я. Дай мне право на леспромхоз, я раскочегарю работы, пойдет товар, государство начнет получать налоги. Но это через год, два. А в областной управе сидит лысый кашалот. Правда, фамилия у него куда как мирная — Пушков. Так вот ему плевать, что получит государство через год или два. Ему нужно сейчас и себе на лапу. Миллион, лучше два, и зелеными. А что получит казна — дело второе. Я таких денег за лицензию отвалить не могу. Нет их у меня. Значит, кашалоту до меня тоже дела нет. Он ждет, когда к нему придет кореянец или какой-нибудь там китаянин. Вот с ними он поговорит. Положит на стол руки ладонями вверх и станет ждать, когда в них капнет. И дождется.
— Но сейчас леспромхоз простаивает. Люди не получают денег…
— А кашалоту что? Он у нас демократ. Знаешь, как он говорит? «У нас власть выражает интересы нищих, а должна выражать интересы состоятельных людей. Но мы все же добьемся перемен».
— И чего вы ждете?
— Прихода кореянца. Он станет хозяином, мы — наемниками. Он начнет грести деньги лопатой, а мы — глотать слюни.
— Что же, значит на вашего кашалота нет управы?
— Есть, и до неё дело дойдет. В гражданскую у нас здесь ужас сколько партизан было…
Гусь довольно хмыкнул. Ход мыслей Журавлева ему показался понятным и близким.
— Отлично. Если возьметесь за ружья, отпишите мне. Возглавлять вас не возьмусь, но постреляю — вволю. — И уже другим, озабоченным тоном. — А теперь мне машина нужна позарез. До Шиверки. Сколько тут верст?
— Тридцать пять.
— Значит, туда и обратно семьдесят. Но мне в один конец.
Журавлев вдруг связал происшествия последних дней одной ниткой.
— Так это ваш хер тут бесчинствует? С чего?
— Моча в голову бросилась.
— Что ж намерены
— Отлавливать.
— А-а, — Журавлев был явно разочарован. — Это не по смыслу. Нет. У нас, ежели медведь шатун объявляется и начинает скот и людей заедать, его не отлавливают. Его… А, да что там! — Журавлев с безнадежностью махнул рукой. — Как были мы Азия, так и остались. Давить таких паразитов надо, без суда и следствия, а мы все миндальничаем.
— Так дадите машину?
— Куда от вас денешься от спасителей и защитников? Валяйте, отлавливайте. Иначе этот волк и дальше людей рвать будет.
— Пресечем, — сказал Гусь сурово. — Как настигнем, пресечем. — Сделал паузу и добавил. — С учетом пожеланий трудящихся.
Журавлев посмотрел ему в глаза, заметил в них холодную напряженность и качнул головой.
— Добре, езжайте…
Участковый милиционер по селам Шиверки и Ягодное старший лейтенант Маляров спокойно шел по улице из дому к причалам. Шел хорошо выспавшийся, особо не обремененный служебными заботами, поскольку винной торговли и табакокурения в Шиверках не водилось так как здесь испокон веков проживали староверы, чудаки, отрицавшие пьяное баловство и сатанинское дымление через рот и нос.
— Евген Лукич, тебя можно побеспокоить? — бабка Копалиха со всем почтением, которое по сельскому этикету положено оказывать власти, предусмотренной конституцией, окликнула участкового. Она вышла из калитки своей усадьбы и остановилась возле нее.
Маляров остановился и обернулся.
— Здравствуйте, Анфиса Васильевна, чем могу?
Правая рука участкового с шиком, приобретенным ещё в армии, коснулась виска у козырька фуражки с выцветшим до непонятного цвета околышем, и таким же рывком отпала вниз, кистью к бедру.
— А вот, сердешный, поглянь сюды.
Копалиха протянула Малярову новенькую, только что из под печатного пресса сторублевку.
Маляров взял бумажку.
— В чем проблема?
Маляров с некоторых пор стал считаться у селян экспертом по бумажным деньгам, поскольку ни сберкассы, ни даже почты в селе не имелось.
Шиверки — село мирное, хотя и большое. Линия домов растянулась здесь вдоль глинистого обрывчика на речном побережье версты на две. Так для жителей показалось удобнее: у каждого под домом свои мостки, с которых бабы стирают белье, ребята купаются. К мосткам мужики швартуют моторки — у кого они помощнее, у кого послабее, но поскольку лодки предназначены здесь не для гонок, в них выше всего ценятся не скоростные качества, а надежность.
В тылу каждой усадьбы огород, обнесенный плетнем. Еще дальше за огородами грунтовая дорога. Тянется она вдоль плетней от южной окраины Шиверок, где раньше располагалась машинно-тракторная станция — МТС, к северному, где находились колхозная лесопилка и рыбокоптильня.
МТС изжила себя, поскольку колхоз распался, трактора поизносились и жизнь, по словам шиверцев, «стала до горы раком».
Теперь каждый двор был предоставлен самому себе. Жизнь от этого хуже не стала — лес и река любого, у кого есть на плечах башка, прокормит и напоит. Единственное, чего в Шиверках не стало — это денег, государственных платежных знаков с цифрами, на которые можно что-то законно прикупить в сельмаге.