Жизнь без границ. История чемпионки мира по триатлону в формате Ironman
Шрифт:
Мы переночевали в монастыре в Ромбуке и провели еще день в базовом лагере, болтая с альпинистами о мотивациях и испытаниях, которые их ждут. Мы посетили святилище, почти скрытое под молитвенными флажками и посвященное памяти погибших на Эвересте. И снова слезы. Совершенно была невыносима сама мысль о том, что один или двое альпинистов из базового лагеря сегодня могут заплатить своей жизнью за восхождение на гору, которая выглядела такой невинной и очаровательной в теплых лучах солнца.
До границы с Непалом оставалось всего три дня пути. Контраст пейзажа и условий по разные стороны Гималаев просто поразителен. Только что мы боролись с холодным свирепым ветром, несущимся со скоростью 60 км/ч, обдуваемые песком, пылью и гравием, летевшими в лицо. Наши лица были завернуты в несколько слоев ткани. Сегодня же мы ехали через покрытые зеленью горы,
Время, проведенное в Непале, состояло не только из работы по улучшению санитарных условий жителей страны и поездок вверх-вниз по горам. Я всегда любила, когда меня кто-то или что-то успокаивает. И в этот раз эта роль досталась Тине. Когда мы проезжали через Гималаи, вечный дух соперничества заставлял меня стремиться оказаться на вершине каждой горы первой. Я проводила время в ожидании остальных. Тина же никогда не спешила. Она научила меня наслаждаться удовольствиями от жизни, пониманию, что дорога важнее цели. То же сделала и Сюзи, женщина постарше. Я познакомилась с ней через Тину, ее коллегу. Как и Тину, ее окружал ореол спокойствия. Она была чуть более взрослой версией Джуд, моей подруги из Южной Африки. Ее седые волосы были подстрижены под боб, и она держала себя с достоинством.
Мы стали хорошими подругами и ходили на чийяя в кафе неподалеку от моей работы. Мы говорили обо всем – мужчинах, буддизме, строительстве, книгах, кино. Сюзи обожает читать (она профессиональный библиотекарь) и посоветовала мне кучу книг. Она также любит писать. Особенно хайку – японский поэтический жанр. Она много работала в Непале с известным непальским поэтом Джанаком Сапкотой и издала вместе с ним книгу хайку. Мы все пришли на вечеринку, посвященную выпуску книги. Прочитав книгу, я преисполнилась вдохновения. Мне нравилась простота хайку и способность этого стиля запечатлеть момент или эмоции. Я начала сочинять хайку сама, часто во время езды на велосипеде. Иногда они просто приходили мне на ум, иногда приходилось немного поиграть словами. Когда я приезжала домой, то первым делом их записывала. Оглядываясь назад, я понимаю, что это был своего рода дневник – обрывки чувств и картин.
В центре Катманду расположена площадь Дурбар, где находятся многие индуистские храмы. Я приходила туда после работы, сидела на ступеньках и пила чийяя. Одна женщина часто приходила сюда. Я не уверена, сколько ей было лет (наверное, тридцать с небольшим). С ней была дочь, выглядевшая здоровой, если не считать зубов. Но плохие зубы в Непале – обычное дело. Еще она носила с собой то, что я считала младенцем. Оказалось, что «младенцу» было два года. Женщину звали Зита. Она не говорила по-английски, но моего непальского хватало для приятельского общения с ней на протяжении нескольких месяцев. Ее младшая дочь, Парвати, не могла ходить и питалась только грудным молоком Зиты.
В Катманду, как и во многих других местах, ты ежедневно видишь душераздирающие картины: семьи, прозябающие в нищете, в условиях, подрывающих здоровье. Тебе не остается выбора, кроме как проходить мимо. Ты чувствуешь себя беспомощным, ведь, несмотря на ужасность положения, ты не можешь помочь всем. И чем чаще ты проходишь мимо, тем меньше реагируешь на нищету.
Если нельзя помочь всем, то стоит ли помогать кому-то одному? С другой стороны, как поступить иначе, когда ты узнаешь семью ближе, как это случилось у меня с Зитой. Так получилось, что за эти месяцы мы с Зитой стали подругами. Я слушала рассказы о проблемах Парвати и играла с ее старшей сестрой. Затем я познакомилась с мужем Зиты, который получал скудную плату за работу носильщика. Я была у них дома, в разрушающемся здании, в крошечной комнате с голыми стенами и постелью.
Чем дальше я погружалась в их жизнь, тем больше мне хотелось что-нибудь сделать. Встречу с ними можно назвать моим мини-крестовым походом, особенно в том, что касалось Парвати. Я организовала для нее несколько тестов и заплатила за исследование МРТ (которое обошлось мне примерно в 60 фунтов). Выяснилось, что у нее туберкулез позвоночника.
Я собрала немного денег на операцию, в основном из своего кармана. Операция в местной клинике прошла успешно. Недостаток Парвати был исправлен, но ей нужно было носить корсет в течение восстановительного периода.
Это был август 2005 года, и я поняла, что подарков уже достаточно. Теперь нужно было понять, как помочь им зарабатывать на жизнь. Я купила для Зиты тележку чана примерно за 100 фунтов. «Чана» – это «нут» по-непальски, а тележки – перевозные киоски с едой. На них есть небольшая плитка, навес, с нее можно продавать нут, арахис, попкорн и так далее. Зита очень хотела такую. Для нее это был способ зарабатывать и не просить милостыню. Я представила Зиту своей подруге Нонне, которая основала благотворительный фонд «Женское образование в Непале», и та согласилась оказать помощь ее старшей дочери. Все шло хорошо. Я несколько раз видела Зиту и ее тележку на площади, она продавала еду. Но я также видела, как она просит милостыню, используя проблемы Парвати, чтобы вызвать жалость. Это меня задело, ведь я знала, сколько пришлось пройти, чтобы вылечить ее болезнь.
Однажды я пришла к Зите в гости и поняла, что тележки нет. Зита призналась, что продала ее. Мне было обидно и больно, но эти эмоции не принято выражать у непальцев.
Потом я иногда видела на площади Зиту, просившую милостыню на площади. Она не смотрела на меня и не говорила со мной, думаю, она понимала, что я была расстроена. Но соблазн продать тележку был слишком велик. Прозябающие в нищете часто вынуждены жить сегодняшним днем. Она выручила больше денег от продажи тележки, чем за неделю торговли. Решение было неизбежным, несмотря на то что в долгосрочной перспективе было бы, конечно, выгоднее оставить тележку.
К сожалению, нам пришлось увидеть и темную сторону Зиты. Все началось с того, что она попросила меня купить ей часы, примерно в то время, когда мы делали медицинское сканирование для Парвати. Это меня насторажило, не только потому, что прозвучало довольно агрессивно, но и потому, что она знала: обычно я не скуплюсь на подарки. Неужели это выработало в ней жадность и зависимость?
Вскоре она бросила вызов устоям непальской культуры. Конечно, ее семья отличалась от других: она была главой семьи, в то время как в индийских семьях женщины обычно зависимы. Все пошло не так, когда она продала тележку. Ее старшая дочь теперь посещала местную школу благодаря поддержке «Женского образования в Непале». Однажды Зита зашла в кабинет директора и потребовала денег, которые он получил от фонда для покупки книг. То же самое она потребовала у портного, которому заплатили за школьную форму для ее дочери. Конечно, Зита и ее семья жили в такой нищете, которую я, будучи человеком с Запада, даже не могу себе представить, и я не стану судить ее за то, что она сделала. Но я утратила веру после этого случая. Я начала задумываться о том, что мы, представители Запада, действительно можем сделать для людей из развивающихся стран. Я до сих пор иногда виню себя и беспокоюсь, все ли я сделала правильно. Мой подход мало отличался от обычного западного подхода к развивающимся странам. Мы въезжаем в город, раздаем вещи – иногда от чувства вины, иногда беспокоясь за других людей и желая сделать мир лучше. Но это не работает. Изменения должны происходить изнутри. Время, проведенное в Непале, только усилило мою веру в подход Камала Кара, который, прежде всего, дает сообществам возможность сделать все самим. Только тогда западная благотворительность возымеет эффект.
Проблема подхода доктора Кара заключается в том, что он требует много времени, но не требует много денег. А доноры не любят дешевые проекты. Им необходимо тратить деньги, иначе они не получат финансирование на следующий год. Финансирующим организациям нравятся оборудование, инфраструктура и все то, что можно пощупать. Самое главное для них – краткосрочные и поддающиеся подсчету результаты. Подход доктора Кара, напротив, неуловимый и качественный, а кроме того, предполагает активную работу местных сообществ. Это и не нравится спонсорам. Когда негосударственные организации переключаются на проект общественного улучшения санитарных условий вместо проектов, основанных на доставке оборудования, люди выигрывают в долгосрочной перспективе, но директорам организаций приходится объяснять руководству головных офисов, почему они освоили меньше четверти бюджета. Это безумный и безответственный подход. Он ничего не приносит общинам, которым ты должен помогать, к тому же он бездумный по отношению к экономике и экологии.