Жизнь двенадцати цезарей
Шрифт:
27. Детей он имел от трех своих жен: от Ургуланиллы – Друза и Клавдию, от Петины – Антонию, от Мессалины – дочь Октавию и сына, который сперва был назван Германиком, а потом Британиком. Друз у него умер еще на исходе отрочества [113] , он играл, подбрасывая грушу, и задохнулся, когда поймал ее ртом. За несколько дней до того он был помолвлен с дочерью Сеяна: поэтому странным представляется, что по некоторым сообщениям он был коварно умерщвлен Сеяном. Клавдия была рождена от его вольноотпущенника Ботера; и хотя она родилась только через пять месяцев после развода, и ее уже начали выкармливать [114] , он приказал положить ее у порога матери и оставить там голой. (2) Антонию он выдал сначала за Гнея Помпея Магна, потом за Фавста Суллу, двух знатнейших юношей [115] , а Октавию – за своего пасынка Нерона, хотя она уже была помолвлена с Силаном. Британик родился на двадцатый день его правления; во второе свое консульство [116] . Клавдий не раз младенцем поручал его вниманию народа и солдат, на сходки выносил его на руках, на зрелищах то прижимал к груди, то поднимал перед собой, и желал ему самого счастливого будущего под шумные рукоплескания толпы. Из зятьев своих Нерона он усыновил, Помпея же и Силана не только отверг, но и казнил [117] .
113. Еще
114. Уже начали выкармливать — т. е. Клавдий официально призвал новорожденную своей дочерью, подняв ее с земли (см.: Авг. Примеч. 11).
115. Знатнейшие юноши – Помпей по матери был потомком Гнея Помпея, по отцу – триумвира Красса; Фавст Сулла был правнуком диктатора.
116. Во второе свое консульство – эти слова Смилда и другие считают интерполяцией; мы принимаем толкование Клинтона, несмотря на возражения Смилды.
117. Казнил — неточно: см. гл. 29, 2 и примеч. 124.
28. Из вольноотпущенников особенное внимание он оказывал евнуху Посиду, которого при британском триумфе даже пожаловал почетным копьем [118] , словно воина; не менее любил он и Феликса, которого поставил начальником когорт и конных отрядов в Иудее [119] , супруга трех цариц [120] ; и Гарпократа. которому дал право ездить по Риму в носилках и устраивать всенародные зрелища; и еще больше – Полибия, своего советника по ученым делам, которого даже на прогулках нередко сопровождали по бокам оба консула; но выше всех он ставил Нарцисса, советника по делам прошений, и Палланта, советника по денежным делам [121] . Этих он с удовольствием позволял сенату награждать не только большими деньгами, по и знаками квесторского и преторского достоинства [122] , а сам попускал им такие хищения и грабежи, что однажды, когда он жаловался на безденежье в казне, ему остроумно было сказано, что у него будет денег вдоволь, стоит ему войти в долю с двумя вольноотпущенниками.
118. Почетное копье — копье без наконечника, служившее боевой наградой.
119. Иудея вновь управлялась римскими прокураторами после смерти Агриппы I в 44 г.
120. Из трех цариц известны две: одна дочь Агриппы I, другая – дочь Юбы II мавританского и (по матери) внучка Антония и Клеопатры.
121. По ученым делам (a studiis), no делам прошений (a libellis), по денежным делам (a rationibus) – названия придворных ведомств, учрежденных Клавдием.
122. Знаки квесторского достоинства получил Нарцисс за действия против Мессалины и Силия, преторского — Паллант за инициативу одного декрета против рабов (Тацит, Анн. XI, 38; XII. 53). Богатство Нарцисса достигало 4 миллионов, Палланта – 3 миллионов сестерциев (Дион. 60. 34; Тацит, XII. 53).
29. И вот, как я сказал, у этих-то людей и у своих жен был он в таком подчинении, что вел себя не как правитель, а как служитель: ради выгоды, желания, прихоти любого из них он щедро раздавал и должности, и военачальства, и прощения, и наказания, обычно даже сам ничего не зная и не ведая об этом. Незачем перечислять подробно мелочи – удержанные награды, отмененные приговоры, тайно исправленные или явно подложные указы о назначениях. Но даже Аппия Силана, своего тестя [123] , даже двух Юлий, дочь Друза и дочь Германика он предал смерти, не доказав обвинения и не выслушав оправдания, а вслед за ними – Гнея Помпея, мужа старшей своей дочери, и Луция Силана, жениха младшей [124] . (2) Помпей был заколот в объятьях любимого мальчика, Силана заставили сложить преторский сан за четыре дня до январских календ [125] и умереть в самый день нового года, когда Клавдий и Агриппина праздновали свадьбу. Тридцать пять сенаторов и более трехсот римских всадников были казнены им с редким безразличием: когда уже центурион, докладывая о казни одного консуляра, сказал, что приказ исполнен, он вдруг заявил, что никаких приказов не давал; однако сделанное одобрил, так как отпущенники уверили его, что солдаты исполнили свой долг, по собственному почину бросившись мстить за императора. (3) И уже всякое вероятие превосходит то, что на свадьбе Мессалины с ее любовником Силием он сам был в числе свидетелей, подписавших брачный договор [126] : его убедили, будто это нарочно разыграно, чтобы отвратить и перенести на другого угрозу опасности, возвещенную ему какими-то знаменьями.
123. Тестем Клавдия Аппий Силан был как второй (или третий) муж Домиции Лепиды, матери Мессалины.
124. Аппий Силан, обе Юлии и Помпей были умерщвлены по наветам Мессалины, видевшей в них соперниц, Луций Силан покончил с собой, обвиненный по наветам Агриппины ( 1 января 49 г.).
125. За 4 дня до январских календ, т. е. до официального истечения срока должности.
126. Об участии Клавдия в свадьбе Мессалины не упоминается более нигде.
30. Наружность его не лишена была внушительности и достоинства, но лишь тогда, когда он стоял, сидел и в особенности лежал: был он высок, телом плотен, лицо и седые волосы были у него красивые, шея толстая [127] . Но когда он ходил, ему изменяли слабые колени, а когда что-нибудь делал, отдыхая или занимаясь, то безобразило его многое: смех его был неприятен, гнев – отвратителен: на губах у него выступала пена, из носу текло, язык заплетался, голова тряслась непрестанно, а при малейшем движении – особенно.
127. «Славного роста, весь седой», – описывает «Апоколокинтосис» появление Клавдия (гл. 5).
31. Здоровье его, хоть и было когда-то некрепко, во все время правления оставалось превосходным, если не считать болей в желудке, которые, по его словам, были так мучительны, что заставляли помышлять о самоубийстве.
32. Пиры он устраивал богатые и частые, в самых просторных палатах, так что нередко за столами возлежало по шестьсот человек. Пировал он даже над водостоком у Фуцинского озера и едва не утонул, когда хлынувшая вода вышла из берегов. Ко всякому обеду он приглашал и своих детей с мальчиками и девочками из знатных семейств: по древнему обычаю они сидели у подножья скамеек и ели со всеми. Однажды он заподозрил, что один гость [128] украл золотой сосуд – на следующий день перед этим гостем была поставлена глиняная чашка. Говорят, он даже собирался особым эдиктом позволить испускать ветры на пиру [129] , так как узнал, что кто-то занемог оттого, что стыдился и сдерживался.
128. Один гость– Тит Виний Руф, впоследствии временщик Гальбы и консул 69 г.
129. За недержание ветров сам Клавдий едко осмеивается в «Апоколокинтосисе», гл. 4.
33. До еды и питья был он жаден во всякое время и во всяком месте. Однажды, правя суд на форуме Августа, он соблазнился запахом угощения, которое готовилось в соседнем Марсовом храме для салийских жрецов [130] , сошел с судейского кресла, поднялся в храм и вместе с ними возлег за трапезу. От стола он отходил не раньше, чем отяжелев и взмокнув, и тут же ложился навзничь, чтобы во сне ему облегчили желудок, вставив перышко в разинутый рот. (2) Спал он очень мало и обычно не засыпал до полуночи, зато иногда задремывал днем, во время суда, и ораторы, нарочно повышая голос, с трудом могли его разбудить. К женщинам страсть он питал безмерную, к мужчинам зато вовсе был равнодушен. До игры в кости он был великий охотник и даже выпустил о ней книжку; играл он и в поездках, приспособив доску к коляске так, чтобы кости не смешивались.
130. Пиры, устраиваемые салийскими жрецами Марса в храме Марса-Мстителя в священный праздник 1 марта, славились своим великолепием (ср.: Гораций. Оды I. 37.2).
34. Природная его свирепость и кровожадность обнаруживалась как в большом, так и в малом. Пытки при допросах и казни отцеубийц [131] заставлял он производить немедля и у себя на глазах. Однажды в Тибуре он пожелал видеть казнь по древнему обычаю [132] , преступники уже были привязаны к столбам, но не нашлось палача; тогда он вызвал палача из Рима и терпеливо ждал его до самого вечера. На гладиаторских играх, своих или чужих [133] , он всякий раз приказывал добивать даже тех, кто упал случайно, особенно же ретиариев: ему хотелось посмотреть в лицо умирающим. (2) Когда какие-то единоборцы поразили друг друга насмерть, он тотчас приказал изготовить для него из мечей того и другого маленькие ножички. Звериными травлями и полуденными побоищами [134] увлекался он до того, что являлся на зрелища ранним утром и оставался сидеть даже когда все расходились завтракать. Кроме заранее назначенных бойцов, он посылал на арену людей по пустым и случайным причинам – например, рабочих, служителей и тому подобных, если вдруг плохо работала машина, подъемник или еще что-нибудь. Однажды он заставил биться даже одного своего раба-именователя [135] , как тот был, в тоге.
131. Казни отцеубийц — ср. Авг. Примеч. 91. Сенека, «О милосердии». I. 23, уверяет, что за пять лет при Клавдии этой жестокой казнью было казнено больше преступников, чем за все века до него.
132. Казнь по древнему обычаю — см.: Нер. 49.
133. Или чужих, т. е. на играх, которые давал и на которых осуждал и миловал павших другой магистрат.
134. На полуденных побоищах, когда знатная публика уходила завтракать, на потеху оставшимся устраивался кровавый бой гладиаторов без щитов и доспехов; гневную картину такой резни дает Сенека в 7-м письме.
135. Именователя — так назывался раб, сопровождавший хозяина на улице и подсказывавший ему имена встречных для приветствий.
35. Но сильнее всего в нем была недоверчивость и трусость. Даже в первые дни правления, стараясь показать себя простым и доступным, он решался выйти на пир только под охраной копьеносцев и с солдатами вместо прислужников, а навещая больных, всякий раз приказывал заранее обыскать спальню, обшарив и перетряхнув тюфяки и простыни. А впоследствии даже те, кто приходил к нему с приветом, все до одного подвергались строжайшему обыску: (2) лишь с трудом и не сразу согласился он избавить от ощупывания женщин, мальчиков и девочек, и не отбирать у провожатых или писцов их ящички с перьями и грифелями. Камилл, начиная мятеж, был уверен, что Клавдия можно запугать и без войны: он отправил ему письмо, полное надменных оскорблений и угроз, с требованием оставить власть и частным человеком удалиться на покой, – и действительно, Клавдий, созвав первых лиц в государстве, стал целиться с ними сомнениями, не послушаться ли ему Камилла. 36. А ложный слух о каком-то заговоре привел его в такой ужас, что он и впрямь попытался отречься от власти. Когда же, как я рассказывал [136] , но время жертвоприношения близ него был схвачен человек с кинжалом, то он спешно, через глашатаев [137] , созвал сенат, со слезами и воплями жаловался на свою долю, на грозящие отовсюду опасности и долго потом не показывался людям на глаза. Даже пылкую его любовь к Мессалине заглушил в нем не столько позор унижений, сколько страх перед опасностью: он подумал, что она добивается власти для своего любовника Силия, и в жалком трепете бежал в лагерь, всю дорогу только и спрашивая, крепка ли еще его власть.
136. Как я рассказывал — в гл. 13. 1.
137. Через глашатаев – а не эдиктом, как обычно делалось.
37. Не было доноса, не было доносчика столь ничтожного, чтобы он по малейшему подозрению не бросился защищаться или мстить. Один из тяжущихся, подойдя к нему с приветствием, отвел его в сторону и сказал, что видел сон, будто его, императора, кто-то убил; а немного погодя, словно признав убийцу, указал ему на подходящего с прошеньем своего противника; и тут же, словно с поличным, того потащили на казнь. (2) Подобным же образом, говорят, погублен был и Аппий Силан. Уничтожить его сговорились Мессалина и Нарцисс, поделив роли: один на рассвете ворвался в притворном смятении в спальню к хозяину, уверяя, будто видел во сне, как Аппий на него напал; другая с деланным изумлением стала рассказывать, будто и ей вот уже несколько ночей спится тот же сон; а когда затем по уговору доложили, что к императору ломится Аппий, которому накануне было велено явиться в этот самый час, то это показалось таким явным подтверждением сна, что его тотчас приказано было схватить и казнить. А на следующий день Клавдий без смущенья рассказал сенату, как было дело, благодарно восхваляя своего отпущенника, который и во сне печется о его безопасности.
38. Гнев и вспыльчивость он сам признавал в себе, но в эдикте оправдывал с разбором и то и другое, обещая, что вспышки его будут недолги и безвредны, а гнев – справедлив. Когда из Остии не выслали лодок, чтобы встретить его у входа в Тибр, он напал на остийцев с такой яростью, словно они, как он сам говорил, разжаловали его в солдаты, а потом вдруг всех простил и чуть ли не извинялся перед ними. (2). Тех, кто не вовремя подходил к нему при народе, он отталкивал своею рукой. Одного писца из казначейства, а потом одного сенатора преторского звания он без вины и не слушая оправданий отправил в ссылку за то, что первый слишком ретиво выступал против него в суде, когда он еще был частным человеком, а второй в бытность свою эдилом наказал съемщиков из его поместий за противозаконную продажу вареной пищи [138] и прибил вступившегося за них старосту. За это он даже отнял у эдилов надзор за кабаками.
138. О продаже вареной пищи см.: Тиб. Примеч. 78.