Жизнь графа Николая Румянцева. На службе Российскому трону
Шрифт:
Но барон Ассебург, зная о противостоянии и противоречиях графа Никиты Панина и императрицы, написал графу Панину, продолжавшему опекать великого князя, в апреле 1773 года тайное от императрицы подробнейшее письмо о принцессах Гессен-Дармштадтских, даже не подозревая, что письмо было скопировано.
Никита Иванович, прочитав письмо, тут же завел с Павлом Петровичем разговор о женитьбе. Он надеялся, что выполняет волю Фридриха II, вовсе не подозревая, что секреты Ассебурга давно раскрыты, Екатерина II уже была информирована – она тоже склонялась к этому выбору, других невест просто не было.
– Ваше высочество, поиски принцессы для вас почти закончились, объездили чуть ли не все германские владения, в одних принцессы слишком малы, в жены не годятся, а в других многие помолвлены и ждут не дождутся свадьбы. Только Каролина Гессен-Дармштадтская с ее тремя принцессами… они приглашены в Петербург на смотрины, приедут вроде бы в гости, чтобы скрыть от света наши истинные намерения, а на самом деле на смотрины. Так что, дорогой мой воспитанник и великий князь, наследник императорского престола, готовься к выбору.
Глядя на Павла, граф Панин поразился виду возбужденного князя, вскочившего с кресла и суетливо замахавшего руками. «А ведь великий князь, – подумал Никита Иванович, – мог бы с любой фрейлиной переспать, но ишь как переполнен чувствами и ожиданиями».
– Те, кто видел принцесс, характеризуют их обстоятельно, все они прекрасны, хорошо воспитаны, с благородными и благопристойными манерами. Одна из них, принцесса Вильгельмина, очень умна, много читала, барон Ассебург много лет наблюдает за принцессами и делает…
– Граф, дайте мне это письмо барона, я сам прочитаю, что он пишет…
– Но, Павел, это письмо тайное, о нем ничего не знает ваша матушка государыня. Если я дам вам его, то извольте сохранить тайну…
Никита Иванович передал письмо Ассебурга Павлу, в кабинете надолго воцарилось молчание, сам же он неожиданно для себя подумал: «Сколько раз я перлюстрировал вроде бы тайные письма и докладывал Екатерине суть их, а она требовала эти письма и сама читала, чтобы принять решение. Неужто она, мудрая правительница, пропустила это письмо, адресованное мне от барона, и не перлюстрировала его? Что-то не верится…» Граф Никита Панин серьезно помог Екатерине во время дворцового переворота 1762 года, готовил основные документы, мечтал о конституционной монархии и написал трактат об этом, мечтал стать во главе правительства при императрице, но Екатерина II, как и императрица Анна в 1730 году, отвергла саму мысль о конституции. Трактат Панина без подписи долго лежал без движения, а затем Панину поручили воспитание сына и ведение иностранных дел. И все! Это не могло удовлетворить графа Панина, мечтавшего стать во главе великих преобразований в империи.
– Никита Иванович, – прервал Павел размышления своего бывшего воспитателя, – здесь сказано, что ландграфиня Каролина испытывает противоречивые чувства, радость от поездки смешивается у нее с опасением, что императрица заметит недостатки ее дочерей, она переживает, что мы, разочаровавшись, отвергнем этих принцесс.
– Дело в том, ваше высочество, что принцессы воспитаны в тщеславном сознании своего высокого происхождения, они привыкли к лести, они действительно были, без сомнения, первыми по красоте и достоинству. Но они хорошо знают императрицу и уверены, что им предстоит трудная роль, чтобы удовлетворить высокие притязания…
– И заметим, граф, что чем ближе срок их появления в Петербурге, тем больше робости у них, каждая случайность может повредить им. Мне это тоже очень нравится…
– Для них это очень высокая ставка. Они очень гордятся тем, что их сестра вышла за наследника прусского престола, Фридрих II – великий государь, они это хорошо знают и ценят его выбор. После этого они стали более уверенными, но опасения остаются…
– Барон дает точную характеристику принцессам, они думают, что достаточно таких качеств, как грация, вежливость, умение держать себя, знание светских обычаев, чтобы с честью фигурировать во всех положениях, но ведь, граф, этими достоинствами отличаются и наши светские барышни? Разве они блещут острым умом, глубиной философских размышлений, умением разбираться в театральных постановках, умением сравнивать литературу русскую и французскую…
– Эк вас, ваше высочество, куда занесло… Эти качества присущи передовым образованным мужчинам, подобного от принцесс не дождетесь, соискательница Амалия явно не подходит в вашу категорию, а вот принцесса Вильгельмина, в детстве прелестное дитя, сейчас решительно изменилась и отличается от сестер.
– Но барон сообщает, что Вильгельмина произвела на него неблагоприятное впечатление, ее черты огрубели, глаза и рот утратили свои первоначальные формы, цвет лица потемнел и испортился, руки не похорошели, лицо утратило блеск первой молодости, талия, походка и даже голос совершенно изменились, веселость ее характера сменилась скрытностью, сухостью в разговорах, иногда даже мрачностью, тяжеловатостью и невнимательностью… Такая принцесса вряд ли нужна мне…
– Ваше высочество, – Никита Иванович взял из рук Павла письмо, – вы обратили внимание только на эти слова барона, а между тем далее он дает более глубокую характеристику принцессы. Вот послушайте… «Принцесса Вильгельмина затрудняет каждого, кто захотел бы изучать истинные изгибы ее души, тем заученным выражением лица, которое редко ее покидает. Я приписываю это однообразию впечатлений необыкновенно скучающего сердца и еще до сих пор остаюсь при убеждении, что принцесса будет впоследствии иметь другой характер, хотя не берусь отвечать, что дармштадтская скука была единственною или, вернее, главною причиною, определившею ее нрав, столь мало обыкновенный у молодых девиц. Удовольствия, танцы, наряды, общество подруг, игры, наконец все-все, что будит у других живость страстей, ей не прививается. Принцесса остается чуждою всему, посреди всех удовольствий, и отдается им так, как будто желая сделать более угодное другим, чем себе. Что это? Нечувствительность или боязнь показаться ребенком для тех, кто ею руководит? Не знаю, что отвечать на это, и прямо сознаюсь, что основные черты характера Вильгельмины для меня закрыты завесою…» Вот, великий князь, черты, которые вам надо разгадать и повести ее в нужном вам направлении, а уж о направлениях мы с вами подолгу говорили. Вы знаете, что делать со своей супругой.
– Да, граф, я отметил и другие фразы из письма… Никто на нее не жалуется, обращаются к ней с доверием, ландграфиня отличает ее, хвалит ее ум и послушание, она холодна, но ровна со всеми, но она честолюбива, граф, это тоже важное качество для великой княгини.
Павел взял из рук графа Панина письмо и прочитал дальнейшую характеристику принцессы Вильгельмины: «У нее сердце гордое, нервическое, холодное, может быть, более резкое в своих решениях, но зато открытое и доступное верному суждению и привлекательности ясно сознанного честолюбия. Ее нрав и манеры приобрели оттенок какой-то небрежности, но принцесса сделается милее, приятнее и ласковее, когда будет жить с людьми, которые сумеют действовать в особенности на ее сердце. То же самое думаю я и об ее уме: теперь он в недеятельности, останавливается на небольшом числе местных понятий, невнимателен скорее по привычке, чем не по любви к дельному или предубеждению. Этот ум, при других условиях и в другом месте, при других обязанностях, развернется и сделается приятнее, справедливее и основательнее…»
– Узнав все это, граф, останавливаешься в каком-то противоречивом состоянии. Сколько нужно сил, чтобы показать ей…
– Вам, ваше высочество, и предстоит сделать все необходимое, чтобы повлиять на ее холодное и гордое сердце.
Павел и граф Панин были очень довольны разговором, чувствовалось, что выбор был сделан. Особенно доволен был граф Панин, что убедил великого князя, что у принцессы Вильгельмины особый характер, но с этой принцессой можно жить и добиваться семейных успехов.