Жизнь и цель собаки
Шрифт:
Я самозабвенно бежал, несся с холма галопом за моим мальчиком. В конце улицы стоял с флажком мальчик по имени Билли; я чувствовал, что он – тоже часть веселья. Итан сжался, опустив голову; все это было так забавно, что я решил быть на карте рядом с моим мальчиком. Я поддал и прыгнул, приземлившись на край карта, так что чуть не сорвался.
Сила моего толчка погнала нас вперед, и мы обошли Тодда! Билли махнул флажком, и я услышал, как позади зазвенели крики ликования, пока карт тормозил на ровной части улицы.
– Хороший пес, Бейли, –
За нами подъезжали остальные карты, с криками и смехом подбегали дети. Билли подошел и задрал руку Итана в воздух, бросив на землю палку с флажком. Я подобрал палку и гордо прошелся с ней: пусть кто-нибудь попробует отнять – начнется настоящее веселье.
– Нечестно, нечестно! – закричал Тодд.
Толпа детей затихла. От Тодда, стоящего перед Итаном, исходила жаркая ненависть.
– Проклятый пес прыгнул на карт; поэтому он и выиграл. Ты дисквалифицирован, – сказал Дрейк, встав за спиной брата.
– А ты разгонял Тодда! – крикнула Челси.
– Ну и что?
– Я и так догнал бы тебя, – сказал Итан.
– Кто считает, что Тодд прав, скажите «да», – скомандовал Билли.
– Да! – заорали братья.
– Кто считает, что Итан победил, скажите «нет».
– Нет! – крикнули все остальные. От жуткого ора я выронил палочку.
Тодд шагнул вперед и попытался ударить Итана, который увернулся и обхватил Тодда. Оба повалились на землю.
– Драка! – заорал Билли.
Я рванулся вперед, чтобы защитить моего мальчика, но Челси крепко ухватила меня за ошейник:
– Нет, Бейли. Стой.
Мальчики катались по земле, сцепившись в яростный узел. Я извивался, пытаясь сбросить ошейник, однако Челси держала крепко. От расстройства я залаял.
Вскоре Итан сидел верхом на Тодде. Оба тяжело дышали.
– Сдаешься? – спросил Итан.
Тодд отвернулся и зажмурился. От него исходили большое унижение и большая ненависть. Наконец он кивнул. Мальчики устало поднялись, отряхивая землю со штанов.
Дрейк внезапно бросился вперед и пихнул Итана обеими руками. Итан качнулся, но не упал.
– Ну давай, Итан. Давай! – зарычал Дрейк.
Итан стоял, глядя на старшего мальчика, но тут вперед вышел Билли и сказал:
– Нет.
– Нет, – сказала Челси.
– Нет, – повторили и другие дети. – Нет.
Дрейк с минуту оглядывал нас, затем плюнул на землю и подобрал карт. Ни слова не говоря, братья пошли прочь.
– Ну что, мы всем сегодня показали, правда, Бейли? – сказал мне Итан. Дети потащили свои машины на холм и катались целый день. Итан разрешил Челси прокатиться – у ее карта отвалилось колесо; я все время бежал с ней рядом.
За ужином Итан возбужденно рассказывал что-то Маме и Папе, которые слушали с улыбкой. Мальчик долго не мог уснуть, а когда заснул, все время ворочался, так что я выбрался из кровати и улегся на полу. Я вовсе не спал, когда снизу донесся громкий звон.
– Что это? – спросил мальчик, сев в кровати. Он соскочил на пол, когда в коридоре зажегся свет.
– Итан, оставайся в комнате, – крикнул Папа. Он был напряжен, сердит и испуган. – Бейли, со мной.
Я послушно отправился вниз по лестнице за Папой, который шел осторожно и включил свет в гостиной.
– Кто здесь? – спросил он громко.
Ветер шевелил занавеску на переднем окне – это окно никогда не открывалось.
– Босиком не спускайтесь! – крикнул Папа.
– Что там? – спросила Мама.
– Кто-то бросил нам в окно камень. Бейли, не подходи.
Я чувствовал озабоченность Папы и обнюхал стеклышки. На полу лежал камень с налипшими осколками. Приблизив нос, я сразу узнал запах.
Тодд.
13
Примерно через год, весной, Смоки заболел. Он лежал и стонал, и даже не протестовал, когда я подносил нос к его морде, чтобы понять, чего он добивается. Мама расстроилась и повезла Смоки кататься на машине. Вернулась она очень печальная – видимо, кот в машине не сахар.
Через неделю кот умер. После обеда вся семья вышла во двор, Итан выкопал большую яму; тело Смоки завернули в одеяло, опустили в нее и забросали землей. Рядом со свежим холмиком Итан вбил в землю кусок дерева, потом они с Мамой поплакали. Я тыкался в них, чтобы напомнить, что нет серьезного повода горевать: я-то жив-здоров, и я гораздо лучший питомец, чем когда-либо был Смоки.
На следующий день Мама и мой мальчик отправились в школу, а я вышел во двор и откопал Смоки – ведь люди не могли всерьез закопать вполне годного мертвого кота.
В это лето мы не ездили на Ферму. Итан с несколькими приятелями из округи каждый день приходили в чей-нибудь дом и стригли траву грохочущими газонокосилками. Мальчик брал меня с собой, но обязательно привязывал к дереву. Хотя мне нравился запах свежескошенной травы, стрижка газонов меня не увлекла, и я понимал, что она как-то связана с тем, что мы не поехали на Ферму. Дедушка и Бабушка приезжали на неделю, но уже не было того веселья, особенно после того, как Папа с Дедушкой обменялись резкими словами – они разговаривали с глазу на глаз на заднем дворе, очищая кукурузные початки. Я чувствовал гнев, исходящий от них и решил, что это, возможно, оттого, что кукурузные листья несъедобны – сам убедился. После того дня Папа и Дедушка неловко чувствовали себя друг с другом.
Когда началась школа, кое-что изменилось. Мальчик, вернувшись домой, больше не ходил в гости к Челси. Он появлялся дома последним, в запахах земли, травы и пота, пробегая по дорожке, когда машина высаживала его на улице. Иногда вечерами мы отправлялись на машине смотреть то, что, как я понял, называлось футболом; я сидел на поводке с краю длинного поля рядом с Мамой и людьми, которые ни с того ни с сего принимались кричать и свистеть. Мальчики боролись и кидали друг другу мяч, то пробегая рядом с местом, где стоял я, то играя на другом краю поля.