Жизнь и деяния графа Александра Читтано. Книга 4.
Шрифт:
Впридачу к солдатам и негритянкам, во вторую партию поселенцев попало несколько раскольничьих начетчиков. Новый управляющий Уилбуртауна выпер их с завода, чтоб не смущали народ вздорными проповедями. Мне эти изуверы были нужны не больше, чем ему, тем паче, что при захвате компании англичанами они сыграли весьма неприглядную роль. Но это же граф Читтанов притащил их из литовских дебрей в Европу; посему любой учиненный ими скандал пал бы на мою репутацию, не на чью-то иную. Волей-неволей, пришлось за собою убирать. Вот что за люди: их бы активитет, да направить на что-нибудь полезное! Если только они не доведут соплеменников до греха, и те сами их не прибьют, то непременно всех обратят в свою веру. Привыкши рассчитывать отдаленные следствия своих действий, я попытался представить, что за народ может родиться из брошенных мною в сей ведьмовской котел
Поскольку моя флотилия за минувший год удвоилась, счел возможным отправить в дальние моря сразу два корабля: один в Индию и один в Китай, оба под сицилийским флагом. Еще один - к Каповердианским островам, на битье китов и ловлю кораллов. Все, кто ворчал о скудости жалованья, получили выбор: бедный, но верный заработок в европейских водах, либо сопряженное с немалым риском богатство. Самых беспокойных спровадил, прочие ворчуны примолкли. Благодать! Более ничто не требовало каждодневного присмотра, и возможно стало вернуться к изысканиям, основательно мною позабытым за давностью лет. Чтоб избавить приказчиков от соблазна тревожить хозяина по мелочам, покинул суетный вольный порт Ливорно и отправился на зиму в Далмацию, в места, из которых была моя мать и где я сам когда-то (черт побери, как давно!) имел случай родиться.
Где именно приключилась сия оказия, в точности неизвестно, и сентиментальные воспоминания не могли повлиять на мой выбор. На первом плане стояли соображения удобства. В городке Каштел близ Спалато богатые венецианцы понастроили дворцов на берегу моря, чтоб выезжать туда на лето, покинув постылую метрополию: болото не станет менее вонючим, если его называть лагуной. Зимою большая часть строений обыкновенно пустует или, в силу превратностей торгового счастья, сдается внаем. Одно из них, изящное и удобное палаццо, мне отдали на полгода за более чем умеренную цену.
Спалато воистину лучший порт на всем далматинском побережье. Гавань прикрыта с моря двойною цепью островов, а со стороны суши город защищен от северного ветра скалистой грядою. Горы эти отстоят от берега всего на полторы версты; высшую их точку (сажен четыреста от уровня моря) здешние славяне бесхитростно именуют 'велий верх'. Горожане говорят по-итальянски, на венецианский манер, исключая низшее сословие, язык которого представляет забавную смесь наречий; сельская округа - славянская. В окрестностях великое множество римских руин. Собственно, весь Спалато, важнейший торговый пункт в этих краях, целиком помещается в развалинах дворца Диоклетиана: конечно, не одного только здания, а всей усадьбы со вспомогательными постройками. Именно здесь отошедший от дел старый воин собственными руками выращивал капусту и упрямо отказывался променять овощные грядки на императорский трон.
Хорошее место для таких занятий. Впрочем, у меня тоже найдется, чем наполнить досуг. А что обратно властвовать не позовут - так даже и лучше. Не будут отвлекать всяким вздором от настоящего дела.
При свежем прочтении трактата Епифана Васильева об артифициальных летающих устройствах, с определенностью выяснилось, что его наиболее тонкие опыты и всевозможные измерения все равно придется повторять. Вовсе не потому, что покойный мой ученик чем-либо погрешил в своей работе: просто наука в наше время идет вперед семимильными шагами. Каждый год открывают что-то новое, а уж методы исследований совершенствуются прямо на глазах. Епишкины расчеты опирались на мои предшествующие изыскания, касающиеся действия ветра на паруса (ибо крыло, в сущности, есть парус, положенный набок). Возникающие при этом силы решающим образом (аж квадратично) зависят от скорости потока, способы же определения оной, которыми мы оба пользовались, были удручающе неточны. И вот несколько лет назад Анри Пито, бывший ассистент моего приятеля Реомюра, придумал специальные изогнутые трубки для измерения быстроты течения воды. С небольшими изменениями, их удалось приспособить и для воздуха. Теперь стало возможно не только сравнить, какой формы крыло (или парус) лучше исполняет свою функцию, но и выразить сие количественно. А любая уважающая себя наука непременно
По правде говоря, меня весьма и весьма удивляло почти полное отсутствие серьезных работ о действии воздуха на движущиеся в нем тела. Ну ладно, лишенные какой-либо практической пользы исследования полета, - но парусные корабли суть одна из основ современной цивилизации, да и ветряные мельницы ежегодно производят работу на миллионы талеров. Если даже иных результатов не будет, одно лишь небольшое усовершенствование банальных ветряков и сопряженное увеличение производительной силы оных способно стократ возместить любые научные затраты. Ну, а пятьдесят фунтов, отданные скотине Харлампию за не очень нужные мне бумаги - вообще мелочь в сравнении, и могут быть списаны по разряду филантропических пожертвований.
Надо отдать должное Епифану: не владея способами точных измерений, он придумал ряд остроумных приемов, чтобы обойти это препятствие. К примеру, в ступицу игрушечной ветряной вертушки вставлял по паре разнотипных крылышек в полторы или две пяди длиной - так, чтоб они толкали ось в противоположные стороны. Которые перетянут, те и лучше. При этом не упускал ставить оные под разными углами и учитывать силы как бокового, так и фронтального направления. Основательный подход - моя школа! Он выяснил, что наивыгоднейшая форма - цилиндрический сегмент, этакий очень плоский горбыль, обращенный выпуклою стороной вверх. Значит, надо делать сложный каркас и обшивать с двух сторон тканью? А надо ли? Помнилось, что у бумажно-лучинковой стрекозы, кою Харька показывал мне после смерти брата, крылья были оклеены в один слой. Модель не пережила минувших лет (да и не могла, по непрочности), так что, наряду с более замысловатыми опытами, взятые мной в помощники молодые ребята склеили, по господским указаниям, такую же.
А вот шиш! Такую же, да не совсем. При первой попытке пустить его на воздух, артифициальное насекомое ткнулось мордой в землю и треснуло в нескольких местах. После исправления и перебалансировки - наоборот, задрало нос и опрокинулось на крыло. Не столь проста оказалась игрушка! Инвентор не успел расписать все эти хитрости на бумаге - да и просто обдумать, наверно, тоже. Он только начинал искать способы сохранения равновесия, что же до успеха в сотворении образца, то этим был обязан, скорее всего, удаче и безупречному инженерному чутью. Как жаль, что я потерял этого парня! Пришлось разбираться, для чего птицам хвост и как они пользуются им. По выяснении сего, следующий образец обзавелся длинным, наподобие сорочьего, хвостом и перестал своевольничать. Удалось сделать так, что заднюю часть летучей машинки тянуло вниз при возрастании скорости полета, и вверх - при уменьшении оной, так что правильное положение продольной оси при любых отклонениях восстанавливалось само собою. То же самое - при попытке накрениться вбок.
После одоления неустойчивости, можно стало и с размерами поиграть. Какой величины нужны крылья, чтобы удержать в воздухе человека? Теория отвечает: какой угодно. Все зависит от скорости. Если лететь очень-очень быстро, то хватит совсем крохотных крылышек, чем медленнее - тем они должны быть больше. Разумно быстроту ограничить таким образом, чтоб не убиться, когда взлетаешь или садишься. Прыжок со спины скачущего коня или из окна второго этажа - трюки весьма рискованные, а между тем, скорость прыгуна относительно земли не превышает пяти сажен в секунду. Это медленней, чем движение самой неторопливой птицы. Парящий в небесах орел кажется почти неподвижным; но если вы зрительную трубу зафиксируете на подставке и через нее взглянете на царя птиц, то видно будет, насколько сие впечатление обманчиво.
Тут сплоховал даже великий Леонардо. Из его рисунков следует, что человек будет лететь то ли головою вперед (и непременно сломает себе шею при возвращении на грешную землю), то ли стоймя, грудью поперек потока. Тоже дурная идея: сопротивление воздуха будет огромное, а при посадке он вряд ли устоит. Шею, может, и сбережет, однако носом землю пропашет. Или эта позиция - для посадки? Может, он еще хвост растопырит и забьет крылами, как голубь? Нет у людей способности к таким движениям. Просто-напросто силы не хватит. Ну, не птицы мы. И летать, как птицы, не сможем. И как летучие мыши - тоже. А как сможем? Есть такой зверек: белка-летяга. Заберется на коготках повыше, прыгнет, растопырится и летит. Сверху вниз по наклонной линии, никак иначе. Вот как она - сможем. Только начинать и заканчивать полет на беличий лад опять же не выйдет.