Жизнь и любовь дьяволицы
Шрифт:
— Мисс Фишер, — поправила Мэри Фишер.
— Я просто уверена, что вам здесь понравится, — продолжала Руфь. — Взгляните! Прямо перед нами летают чайки, а если посмотреть вниз, можно видеть бассейн — он высечен в скале у подножия маяка. Ну, разве не чудесно?
— А бассейн с подогревом? — спросила Никола.
— Я боюсь смотреть вниз, — сказал Энди. — От высоты у меня кружится голова и тошнит.
— Тогда посмотри сюда, Энди! Видишь, какой миленький бар устроен тут в толще старой каменной стены? Сколько всяких газировок, орешков, печенья!
Боббо стоял между своими двумя детьми, словно собирался защитить их, только сам не мог понять, от кого и от чего.
— Гарсиа, — произнесла Мэри Фишер, — вероятно, эта женщина чем-то расстроена. Пожалуйста, отведи детей в кухню, покорми… я не знаю, в общем, сделай с ними, что положено.
— Это же не медведи в зоопарке, Мэри, — укоризненно сказал Боббо, — чтобы служитель выдавал им корм.
Но Мэри Фишер, по всей видимости, не была в этом убеждена.
— Руфь, — деловито сказал Боббо, — пожалуйста, отвези детей домой. Если ты хочешь поговорить со мной, встретимся в городе за чашкой кофе. Хотя, на мой взгляд, обсуждать нам нечего.
— Я не могут вернуться домой, — сказала Руфь.
— Придется, — вставила Мэри, решительно сложив губки. — Собственно говоря, вас сюда никто не приглашал. Вы вторглись в частное владение. И, к вашему сведению, я держу сторожевых псов. Скажите спасибо, что я не спускаю их на вас, хотя могла бы. Закон на моей стороне. Гарсиа, подтверди!
— Если позволите, мэм, — произнес Гарсиа, — я бы не советовал спускать собак — никогда и ни на кого. Это же доберманы! Сегодня их добыча — ваши враги, завтра мы с вами. Они в точности как акулы: стоит им почувствовать вкус крови — и они будут бросаться на всех без разбору.
— Тем не менее, — не сдавалась Мэри Фишер.
— Мэри, — сказал Боббо, — успокойся. Не нужно так расстраиваться. Совершенно очевидно, что дети здесь оставаться не могут. Они должны вернуться домой, в привычную обстановку, вместе с их матерью.
— Почему, интересно знать, это так уж очевидно? — настаивала Руфь. Тем временем Никола пристроилась к орешкам, а Энди включил небольшой переносной телевизор — и довольно-таки громко. Им было ясно, что, когда взрослые примут то или иное решение относительно их дальнейшей жизни, им об этом сообщат. А пока лучше в разговор не вникать: еще услышишь что-нибудь обидное, и главное — скучное.
— Потому что я просто-напросто не умею обращаться с детьми, — объяснила Мэри Фишер. — Да вы посмотрите на меня. Ну, какая из меня мать? Не говоря уже о том, что если бы я и решила завести детей, то только своих, и никаких больше. Верно, Боббо?
Она любовно возвела глаза на Боббо, а Боббо любовно посмотрел на нее, и перед мысленным взором обоих возникли их дети — разумеется, ничего общего не имеющие с Энди и Николой.
— И кроме того, — продолжала Мэри Фишер, — этот дом не приспособлен для детей. Здесь слишком мало дверей и слишком много лестничных
— Помяни мое слово, — примирительно сказал Боббо, — как только ты переберешься в дом поменьше, ты сразу почувствуешь облегчение. Дел у тебя намного убавится. Не будешь переутомляться — и настроение улучшится. И потом, ты что думаешь, я какой-нибудь чурбан бесчувственный? Я же понимаю, каково тебе жить в Совином проезде: куда ни глянь, одни воспоминания — о прежней жизни, обо мне. Есть от чего расстраиваться! Так что с какой стороны ни посмотри, надо скорей избавляться от этого дома. Другого выхода нет.
— А я даже рада, что мы наконец поговорили начистоту, — заявила Мэри Фишер. — Словно гора с плеч. Боббо сейчас понадобятся все финансовые ресурсы — все, что он сможет собрать. Мы ведь планируем соорудить ему здесь что-то вроде офиса — уже есть проект выносной пристройки. Знаю, знаю: на вид башня кажется очень большой — даже трудно поверить, какая она на самом деле маленькая. А между тем, новейшие достижения в области информационных систем дают ему прекрасную возможность вести все свои дела прямо отсюда и выезжать в город, в офис, не чаще двух раз в неделю. Мы не подгоняем вас, Руфь, но чем скорее дом будет продан, тем лучше. Боббо хочет сам оплатить все расходы — не хочет чувствовать себя обязанным, понимаете? Ну, что я вам объясняю, вы, конечно, и сами все понимаете.
— Беда в том, Мэри, — сказала Руфь, — что продавать, увы, нечего. Сегодня утром дом сгорел. Мне просто-напросто некуда увезти детей, разве что вырыть нору в пепелище. Им придется остаться здесь — иного выхода нет.
Когда Боббо высказал Руфи все, что он думает по поводу ее преступного легкомыслия, а Мэри Фишер позвонила в полицию и в пожарную службу и убедилась, что Руфь не врет, а дети наконец поняли, что морской свинки больше нет в живых, и когда воцарилась тишина, прерываемая лишь судорожными, как у астматика, вздохами Боббо, Мэри Фишер произнесла:
— Что ж, в таком случае дети пусть побудут у нас день-два, посмотрим, что тут можно придумать. Гарсиа, будь любезен, отвези миссис Пэтчет на станцию. У нее сегодня был трудный день. Она еще успеет на вечерний поезд, если отправится прямо сейчас.
И с этими словами она вышла из комнаты, ясно давая понять, что больше разговаривать не намерена — ее аккуратненькая белая попка проглядывала сквозь желтые полы шали. Правда, напоследок она успела краем глаза заметить, как Никола, неуклюже ступая, расплющила печенину на персидском ковре, а Энди, ни с того, ни с сего чихнув, забрызгал каплями пепси-колы свежепобеленную стену.